плечами и решила, что буду воспринимать его молчание как нечто, ко мне совершенно не относящееся.

В конце концов, взрослый мальчик.

Когда Ренар в очередной раз потянул меня за рукав, предлагая вылезти и потанцевать, я решилась – и вылезла, вцепившись в его руку так крепко, словно боялась потеряться или ошибиться. Эль сделал меня смелее, чем я есть, но, кажется, грации не прибавил – и ловкости тоже.

– Держи меня крепче, – сказала я ему на ухо – мне пришлось встать на цыпочки.

Ренар улыбнулся мне и кивнул.

Его здесь знали и, кажется, очень любили, и девица, которая вдруг оказывалась рядом с ним, начинала притягивать взгляды, хочет она того или нет. Мне было страшно упасть, но еще страшнее мне было от того, что если я упаду, то это увидят все, поэтому все, что мне оставалось, это крепче держать руку Ренара и пытаться не облажаться.

Правда, зря я боялась, лажали здесь все. Ошибались, едва не падали, а потом смеялись и ошибались опять и опять. Я отвечала улыбкой тому, чьи руки подхватывали меня, когда мы менялись местами, и старалась не наступить никому на ногу.

Эль правда сделал меня смелой – очень смелой и веселой. Стало все равно, чья рука лежит на моей талии, на чьих плечах – мои руки. Я следила только за тем, чтобы не оступиться, не упасть, хотя мне казалось, что в случае чего – поддержат и не позволят врезаться носом в дощатый пол. Я смеялась и весело качала головой, мне казалось, что я красиво кланяюсь, когда по танцу следовало это сделать, я легко скользила от партнёра к партнёру, я ловила в чужих глазах – карих, зеленых, серых, темных – отражение веселья и тепла, и отблески мерцающих свечей, и…

– Поймал! – Ренар склонился надо мной, а я почти лежала в его объятиях, касаясь пола только каблуками ботинок, и тихо смеялась, вытирая слёзы.

Толпа вокруг нас чуть расступилась. Мне показалось, что на миг я превратилась в центр местного мирка, который тут же завертелся дальше, забыв про меня. Девушка в венке проплыла рядом, тряхнув гривой белых волос – косы она расплела, я даже не заметила, когда это случилось. Запрокинув голову, я смогла увидеть её мелькающую рядом красную юбку и немного позлорадствовала. Самую малость. Потому что это не мне, а ей придётся замёрзнуть в лесу, дожидаясь волшебного жениха, у которого непременно будет мерзкий характер. И очень громкое молчание.

– Мари? – Ренар потянул меня за руку, чтобы не выкобенивалась и встала нормально. – У тебя все хорошо?

В его глазах читалась тревога.

Я лишь пожала плечами и улыбнулась – и меня тут же повело в сторону.

– Кажется, кто-то напился, – Ренар снова подхватил меня, обреченно вздохнув.

Его рука осторожно обнимала меня за талию. Очень теплая.

Я закинула руки ему на плечи и приподнялась на цыпочки, ткнулась носом в подбородок. Ренар замер, словно не ждал, что от меня ожидать. От него пахло элем и имбирем, дымом, потом, можжевельником, и еще он был такой теплый, что мне вдруг стало спокойно.

И мир вокруг превратился в ничто.

Ненадолго.

– Эй, голубки! – раздалось сбоку.

Мимо нас прошел мужчина с двумя кружками в руках.

Ренар утянул меня в сторону, поддерживая за плечи. Я прижалась к нему и глупо улыбалась, совершенно не думая, куда он меня ведет.

Дверь распахнулась, выпуская тепло.

На улице было свежо и холодно. Я улыбалась и выдыхала пар изо рта, вглядывалась в мерцающую огнями улицу, по которой шли люди, веселые и тоже пьяные, наверное, говорливые и громкие. Оранжевые отсветы фонарей со свечами, которые нес каждый в толпе, танцевали на каменных стенах, бархатная глубина неба манила тысячами звёзд – в городах моего прежнего мира их уже и не разглядеть за облаками, смогом и электричеством – откуда-то слышалось пение на незнакомом языке. Я стояла на крыльце, прижавшись к Ренару, грелась в его тепле, чувствуя, как он обнимает меня, чуть покачиваясь, словно пытаясь убаюкать.

Мне казалось, что зимний мороз не причинит мне вреда.

– Ты пьяная, – раздалось над ухом. Для этого ему явно пришлось чуть наклониться, потому что я едва доставала макушкой до его ключиц. – И не знаешь, чего хочешь.

Я согласно кивнула, развернулась к нему и, снова привстав на цыпочках, потому что иначе не дотянулась бы, неловко поцеловала.

– Хорошо, – сказал Ренар тихо. Его глаза сейчас казались мне бездной. – Ты очень пьяна и совсем не понимаешь, чего хочешь.

В этот раз он меня не поймал, и я очень, очень больно упала. Не в прямом смысле, конечно.

Зимний воздух отрезвлял не хуже, чем пощечина.

Я глубоко вздохнула и сделала шаг назад, уперевшись спиной в перила крыльца. Там, в полутора метрах за моей спиной, по дороге шли люди и несли свои огни. Чары рассеялись, волшебство ушло, как по щелчку пальцев.

Ренар легко разжал объятия, отпуская меня. Он не улыбался, он говорил что-то, что-то, к чему не стоило прислушиваться, потому что я и так все поняла.

Он был прав, и я кивала, хотя обида грызла меня изнутри.

Холод снаружи стал действительно злым, но было в этом холоде что-то… правильное. Куда более правильное, чем то, что я сделала.

– Уйди, пожалуйста, – сказала я, глядя в растерянное лицо Ренара.

– Нет, – ответил он твердо. – Мне не стоит оставлять тебя.

«Конечно, – подумала я, – у тебя же, наверное, задание».

Говорил это мой здравый смысл или обида, я не знала наверняка, поэтому заставила себя думать иначе.

– Пожалуйста, – сказала я. – Оставь меня на пару минут.

Чтобы я успокоилась.

Ренар нахмурился и, кажется, понял, в чем дело.

– Только на пару минут, – сказал он и ласково растрепал мои волосы. – И если ты не придешь, я вернусь за тобой сам. И, поверь мне, найду, какие бы глупости ты ни задумала.

– О, поверь мне, – ответила я. – Больше никаких глупостей.

Когда он ушёл в таверну, я спустилась по ступенькам, держась на всякий случай за перила. Голова была ясной, как горный хрусталь, но ноги сводило слабостью. Я встала у начала лестницы, привалившись спиной к стене, и постаралась успокоиться.

Люди шли мимо, и им не было дела до меня.

Затылком я ощущала жгучий холод каменной кладки.

Чужой, незнакомый мир был темным и холодным. Мерцание праздничных огней здесь, на широкой улице, проваливалось в мрак переулков, подворотен, узких расщелин между домами, куда мог протиснуться разве что ребенок или собака. Слева от меня, за углом дома, начиналась такая же темнота,