Рита Ларье не обнаружила никаких остатков костей, так что она взялась рассматривать полученный материал через микроскоп, поскольку там могли сохраниться остатки сожженных органических материалов — например, мышечных тканей, которые превратились в микроскопические пористые шарики. Но ничего подобного она тоже не нашла.

Мы с остеологом просматриваем все ее протоколы анализов земли в следствии по делу Квика — их более двадцати. В одном месте обнаружили кость, едва видимую глазу.

— В этом случае мы нашли коровье ребро с отметками зубов грызунов. И еще мы обнаружили коровьи зубы.

Можно подумать, что когда анализ не дал результатов, следователи сделали наиболее логичный вывод: Квик солгал, а Зампо отмечал трупы где попало. Однако раскопки продолжались.

Рита Ларье и я добрались до последнего отчета — об анализе проб из Согмюры, где Стюре Бергваль жил в последний период пребывания на свободе. Когда один тайник за другим оказывались пустыми, Квик намекнул, что перевозил свои трофеи при переездах, и поэтому существовала надежда найти «мавзолей Квика» в Согмюре с фрагментами трупов многих из его жертв. Ларье изучает свой собственный отчет 1998 года.

— Здесь фигурируют тридцать девять находок — тридцать девять мешочков с землей, которые даны мне на анализ. Большая часть содержимого — это дерево, древесный уголь, обугленная кора и мелкие камни, то есть то, что естественным образом находится в лесу.

Остеолог написала в своем заключении, что никаких фрагментов костей и ничего другого, представляющего интерес, в пробах не обнаружено. Но тут, по всей видимости, Сеппо Пенттинен потерял терпение — отрицательный ответ по находкам последних раскопок его не устроил. Он отослал все материалы Перу Хольку в Осло — тому самому, который нашел фрагменты костей Терезы в лесу Эрьескуген. Пенттинен хотел получить second opinion.[43]Через пару недель пришел ответ от Холька: «В материалах никаких остатков костей не обнаружено».

Рита Ларье впервые видит весь объем материалов: обследование многочисленных мест, раскопки, тысячи проб, в которых измерялось содержание фосфата в погоне за человеческими останками, и те анализы, которые проделала она сама. Остеолог качает головой и произносит:

— Когда посмотришь, сколько труда на это затрачено, — просто слов нет. Ничего не находят, но упорно продолжают в надежде, что что-то найдут на новом месте, и так далее, до самого последнего. Но в результате так ничего и не нашли!

К моей большой радости, Ларье готова обсуждать со мной и норвежские находки костей. Она берет те материалы, которые у меня есть, и оценивает документацию и заключения двух профессоров.

После проработки материалов остеолог не готова высказаться по поводу того, каков состав обожженных кусочков, однако она критически относится к заключениям профессоров Холька и Зельмера. Она считает, что они сделали выводы, для которых материал не дает основания. По словам Ларье, Хольку и Зельмеру не удалось установить вид костей. В своих заключениях они не указывают, от какой кости или от какой части кости происходит крупнейший фрагмент.

— Если не удается определить, где на скелете находилась эта кость, то не удалось типирование кости.

Рита Ларье утверждает, что в заключениях профессоров содержится несколько выводов, не имеющих подтверждения в научной литературе, а частично они базируются на неверных рассуждениях.

— Заявление, будто это кости молодого человека, строится на очень зыбких основаниях, — говорит Ларье.

Больше она ничего не может сказать, не имея доступа к самим фрагментам костей. Однако она готова вместе с коллегой-остеологом выехать в Драммен и изучить их на месте.

Я связываюсь с Кристером ван дер Квастом. По словам норвежцев, он должен дать разрешение на такой анализ. Он не отказывает мне напрямую, поэтому я звоню также и матери Терезы Йоханнесен, которая поддерживает идею повторной экспертизы фрагментов костей.

Затем никаких сообщений не поступает, и время неумолимо уходит.

После многочисленных напоминаний приходит ответ от ван дер Кваста: никаким независимым экспертам осматривать кости не разрешается.

Те два приговора, которые мне предстоит проанализировать, уже заранее представляются совершенно невероятными.

В том, что касается убийства Юхана Асплунда и «норвежских» убийств Трине Йенсен и Грю Сторвик, материалы суда предполагают, что Томас Квик самостоятельно преодолевал на машине огромные расстояния задолго до того, как получил права. В обоих решениях суд констатирует, что вещественные доказательства отсутствуют и поэтому приговор полностью базируется на собственных рассказах Квика. В обоих случаях прежние приговоры приводятся в качестве оснований считать Квика виновным — странное рассуждение, даже если отвлечься от сделанного мною открытия, что предыдущие приговоры оказались замками на песке: по шведскому законодательству каждое потенциальное преступление должно рассматриваться независимо от прочих преступных деяний.

Так каким же образом суд мог вынести приговор только на основании показаний Квика?

Суд, рассматривающий седьмое и восьмое убийства Квика, начался в здании суда первой инстанции города Фалуна 18 мая 2000 года, но по соображениям безопасности был перенесен в специализированный зал Стокгольмского суда, похожий на бункер. Через боковой вход ввели Квика, одетого в светло-серый весенний пиджак. Он сел рядом с Клаэсом Боргстрёмом и Биргиттой Столе. Все происходило по общепринятому алгоритму, и все актеры в этой драме знали свои роли так хорошо, что позволили себе несколько расслабиться и рисковать больше, чем обычно.

Прокурор ван дер Кваст изложил свое ходатайство и зачитал первый пункт обвинения:

— Двадцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят первого года в местности Свартског муниципалитета Оппегордс в Норвегии Квик лишил жизни Трине Йенсен, нанеся ей удар по голове и задушив ее.

Когда Квик признал себя виновным, он должен был повторить свой рассказ, но его прервал ван дер Кваст, который захотел сначала показать видеозапись реконструкции, а также пересказать, что Квик изложил на допросах. Только когда Квик выслушал всю историю в повторении ван дер Кваста, ему дали возможность сказать что-то самому.

Квик поехал на машине в Осло, чтобы найти мальчика, но вместо этого ему попалась семнадцатилетняя Трине. Он попросил ее показать ему дорогу к Королевскому дворцу.

— К сожалению, девушка согласилась сесть в машину, — произносит Квик срывающимся голосом.

Он всхлипывал и вынужден был делать долгие паузы, описывая свое «дикое и абсурдное поведение», которое в данном случае сводилось к тому, что он избил, раздел и в конце концов задушил девушку ремнем от ее сумки.

К этому моменту уже было общеизвестно, что самой большой проблемой для следователей стало доказательство участия Квика в преступлении, в котором он признавался.