Тело, израсходовав в отчаянной атаке последние силы, перестало подчиняться хозяйке. Ощущение было такое, будто лопнул стержень, поддерживающий ее на ногах. Лина мешком завалилась на бок, все еще подергивая ногами, привычно старающимися куда-то идти.

Все произошло настолько быстро, что Клещ не увидел начала атакующего движения практикантки. Только что она еще слепо раскачивалась, стоя на коленях, но в следующий миг возникла рядом, вытянутая рука коснулась скафандра. Куратор удивился странной силе прикосновения, он даже покачнулся, еще не понимая, откуда донесся этот странный хрустящий звук. Между тем девушка неловко завалилась на бок, ноги ее судорожно забились по земле, поднимая облака пепла. Он шагнул вперед, попытался над ней нагнуться и вскрикнул от неожиданной боли в подреберье.

Опустив голову, Клещ с изумлением уставился на грязную рукоять ножа, вырастающую из псевдохитиновой броневой пластины. Он понял, что это всего лишь сон, ведь подобного попросту не может быть. Но тут нахлынул новый приступ боли, причем он не собирался прекращаться. Куратор осознал, что все происходит наяву, муки были слишком реальными. Его ноги подогнулись, рыцарь упал на спину, подняв при этом приличное пыльное облако. Глядя в небо, застилаемое дымом пожаров, он хриплым голосом произнес первое слово:

– Практикантка!..

Подбежавшая настоятельница на ходу скользнула по нему безучастным взглядом, упала на колени возле своей воспитанницы, приподняла ее голову, второй рукой принялась извлекать липкую, пропитанную кровью глину, забившую рот девушки. Разглядев запекшиеся почерневшие губы, она заорала так, что едва сама не оглохла от собственного крика:

– Капельницу!!! Быстрее!!!

Обернувшись на подоспевшего Кошкина, Мюллер лихорадочно спросила:

– У тебя есть вода?

Тот сунул руку в карман, извлек банку пива, быстро раскупорил. Настоятельница попробовала напоить практикантку, но тщетно: ее губы даже не шевельнулись, никак не реагируя на влагу. Нахмурившись, женщина попыталась нащупать пульс на шее, одновременно крикнув Олегу:

– Бегом! Приведи сюда Графа! Без него мы ее не вытащим!

Подняв девушку на руки, она поспешила навстречу экстрасенсу, видя, что он уже торопится сюда, привлеченный необычной суматохой.

Вокруг лежащего Клеща столпилось несколько растерянных спецназовцев. Они хотели оказать ему медицинскую помощь, но не представляли, с чего начинать. Чтобы добраться до раны, надо снять скафандр, но как это сделать, не навредив куратору, было непонятно. Клинок жестоко пришпилил псевдохитин к телу. Вынимать нож было опасно – немедленно хлынет кровь; пока доберутся до раны, ее вытечет очень много, однако без этого, похоже, не обойтись. Но самое ужасное – ни один из этих сильнейших воинов не в состоянии был вынуть стальную занозу, намертво засевшую в крепчайшей броне. Одним рывком не получится, а расшатывать, разумеется, нельзя.

Клещу их растерянность была непонятна, ему сейчас было попросту наплевать на все. Куратор лежал на спине, прижав ладони к брюшным пластинам скафандра. Он смотрел в небо, одновременно плача и смеясь, все время повторяя одно-единственное слово:

– Живая!..

Практикантка уже не ощущала практически ничего, сознание медленно растворялось во тьме, разрывая последние связи с телом. Девушка больше не страдала от боли, она была спокойна, прекрасно осознавая, что ее путь закончен. Лина сражалась до самого конца, действуя как самостоятельная боевая единица, она израсходовала все запасы оружия и боеприпасов, сломала руки и смертельно повредила тело. Продолжать бой невозможно. Теперь можно расслабиться, отдохнуть по-настоящему. Кто знает, может, ей повезло и ранение демона настолько серьезно, что он лежит где-то рядом, бессильно крича от боли и ярости.

Внезапно Лина стала видеть, более того, она поняла, что стоит на своих ногах посреди красивой поляны, окруженной величавыми кедрами. Невдалеке, у опушки, садился боевой вертолет. Едва он коснулся земли, дверь отъехала в сторону, на траву ступила высокая женщина в черном боевом скафандре. Она уверенно направилась к девушке, покачивая в руке большую запотевшую бутылку самого вкусного в мире напитка – холодного монастырского лимонада. Приглядевшись, Лина отчетливо различила боевое прозвище, краснеющее на левой стороне грудного щита, – «Нельма».

Прославленная выпускница остановилась в трех шагах, подняла левую руку, медленно сняла шлем. Увидев наконец ее лицо, Лина даже не удивилась. Посмотрев в глаза женщине, она попыталась улыбнуться, и это ничтожное усилие окончательно погасило сознание.

Путь практикантки был закончен.

Потолок был ослепительно белым, состоявшим из больших идеальных квадратов. Вдоль тонкой щели между ними деловито передвигалась муха. Сделав короткий рывок, она останавливалась, чуть поворачивалась, вновь стремительно меняла позицию, перемещаясь на манер пехотинца, атакующего противника в условиях частично открытой местности.

Проследив за ее очередным маневром, Лина внезапно поняла, что прекрасно видит, причем двумя глазами. Это было довольно странно – в голове засела навязчивая уверенность в своей полной слепоте. Девушка с интересом втянула носом воздух, поняла, что одна ноздря забита посторонним предметом, но запах все равно узнала. В помещении пахло Монастырем, этот дух она ни с чем не спутает. Голова была зажата между мягкими валиками, но Лина смогла повернуть ее немного вправо – там, на краю зрения, показалось какое-то неясное движение, а до ушей доносился звук шагов. Борясь с подкатывающейся дурнотой, она закрыла глаза, а когда вновь подняла веки, увидела рядом лицо настоятельницы.

Спокойно посмотрев в ее глаза, Лина тихо произнесла:

– Я знаю, кто вы.

Мюллер улыбнулась кончиками губ, согласно кивнула.

– Почему? – спросила девушка.

– Были причины, – ответила настоятельница. – Если сильно любопытно, как-нибудь расскажу. Ты хочешь пить?

Лина внимательно прислушалась к голосу организма, поняла, что мучительная жажда больше ее не терзает, да и рот напитан влагой, язык не был ссохшимся бесформенным комком. Однако пить все же хотелось. Она утвердительно опустила веки, сомневаясь, что сможет кивнуть головой и остаться после этого в сознании.

Мюллер на миг исчезла из поля зрения. Появившись, она подняла изголовье койки, поднесла к губам Лины стакан с желтоватой жидкостью. Почувствовав запах монастырского лимонада, девушка едва удержалась от слез радости – она окончательно поняла, что вернулась. Настоятельница убрала руку, не дав ей сделать и трех маленьких глотков:

– Алина, не спеши. Твой желудок не работал несколько дней, ты на внутривенном питании. Как ощущения?

– Все нормально, – ответила девушка, – вряд ли от лимонада будет вред.

– Три глотка, не больше, – предупредила настоятельница и поднесла стакан.

Лина попыталась схитрить – сделать последний глоток титаническим, но тщетно, с Мюллером подобные шутки не проходили. Отобрав стакан, она строго произнесла: