— Да, мы пошли каждый своим путем, — сказала Лизл. — И ты знаешь, Магнус, что любовник из тебя был очень так себе. Но какое это имеет значение? Ты великий волшебник, а был ли хоть один великий волшебник еще и великим любовником? Возьмите Мерлина: единственный неверный шаг он сделал, когда влюбился. И в результате за все свои труды оказался заточенным в дереве. А возьмите бедного старого Клингсора:[204]он умел создавать сады, полные соблазнительных женщин, но волшебное копье лишило его мужского достоинства. Ты был счастлив со своей магией. А я, когда обрела достаточно уверенности и снова стала выходить в мир, бывала счастлива телесно с довольно многими людьми, и лучшие из них принадлежали к моему полу.

— Вот оно как, — сказал Магнус. — Вот, значит, кто увел прекрасную Фаустину прямо у меня из-под носа.

— Ах, Фаустина, Фаустина. Ты всегда ее вспоминаешь, когда обижен. Итак, джентльмены, когда умер мой дедушка, а я оказалась наследницей большого состояния, мы с Магнусом осуществили наш общий честолюбивый замысел: мы создали представление, которое развивалось, совершенствовалось и шлифовалось, пока не превратилось в знаменитое «Суаре иллюзий». Вы прекрасно знаете: чтобы поставить такую вещь, нужны деньги. Но когда все организовано, подобное предприятие может стать очень прибыльным.

Ни одно шоу этого рода не обходится без хорошеньких девушек, которых распиливают пополам, обезглавливают или растворяют в воздухе. В иллюзионном представлении секс играет важную, хотя и не главенствующую роль. Поскольку наше шоу было лучшим из всех существовавших или стремилось стать таким, нам требовались не просто хорошенькие дурочки, согласные выполнять нехитрую работу, в которой они — не более чем живой реквизит.

Одну девушку я нашла в Перу. Она и в самом деле была необыкновенной красавицей, хотя и не очень развитая в европейском понимании — красивый зверек. Если откровенно, то я ее купила. Людей можно покупать и сегодня — нужно только знать, как это делается. Нельзя прийти к любящему папаше и сказать ему: «Продайте мне вашу дочь». Вы ему говорите: «Я могу дать вашей дочери блестящее будущее, она станет богатой леди, и у нее будет много пар туфелек. Но я вижу, она вам нужна для работы по дому. Надеюсь, вы не будете в обиде, если я предложу вам пятьсот американских долларов в качестве компенсации за эту потерю». Он не в обиде — ничуть. А вы не забываете попросить его поставить закорючку на официального вида бумаге, согласно которой девушка поступает к вам в обучение. В нашем случае в обучение профессии белошвейки, потому что, напиши вы «актрисы», если что произойдет, это может быть истолковано в дурную сторону. Ну, и дело в шляпе. Вы моете девушку, учите ее спокойно стоять на сцене и делать, что ей говорят, а если она скандалистка, отвешиваете ей пару затрещин. Скоро она начинает думать, что без нее и шоу — не шоу. Но это можно и перетерпеть.

На сцене Фаустина производила фурор, потому что и правда была поразительно красива, и какое-то время для бизнеса вроде было полезно делать вид, что она любовница Магнуса. Только немногие очень проницательные люди знают, что у великих магов в отличие от бездарных фокусников не бывает любовниц. На самом деле Фаустина была моей любовницей, но мы об этом помалкивали, чтобы какой-нибудь крикливый моралист не устроил скандала. В Латинской Америке священники особенно нетерпимы к вещам такого рода. Рамзи, ты должен помнить Фаустину. У тебя ведь тоже были какие-то слабые поползновения на ее счет, а?

— Не надо вредничать, Лизл, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь, кто пресек мои поползновения.

— Ну да, я их и пресекла, а попутно неизмеримо обогатила твою жизнь, — сказала Лизл и легонько прикоснулась ко мне одной из своих огромных рук. — Вот как оно было, джентльмены, — продолжила она. — Теперь, я думаю, вы знаете все.

— Не все, — сказал Инджестри. — Имя Магнус Айзенгрим — его кто придумал?

— Я, — сказала Лизл. — Разве я не говорила, что получила степень в Цюрихском университете? Я училась на философском факультете, склоняясь к тому, что называлось филологией, — вполне тевтонская специализация. Поэтому я была знакома с величайшими европейскими легендами. А в «Романе о лисе», как вы знаете, есть такой персонаж — кровожадный волк Айзенгрим;[205]он на всех нагоняет страх, но на самом деле не так уж и плох. Подходящее имя для иллюзиониста, как вы думаете?

— А ваше имя, — спросил Линд. — Лизелотта Вицлипуцли? В программках вы всегда именовались: «Самодержица труппы — Лизелотта Вицлипуцли».

— Ах, да. Ну, в предприятии такого рода непременно должен быть самодержец — это звучит лучше и честнее, чем просто «администратор». К тому же я была больше чем администратором — я была боссом. Ведь все это создавалось на мои деньги. Но я знала свое место. Хоть сто раз администратор, но без Магнуса Айзенгрима я была нуль. Отсюда и имя — Вицлипуцли. Что, еще не понятно?

— Нет, gnädiges Fräulein,[206]не понятно, — сказал Линд. — И вы прекрасно знаете, что не понятно. Но зато я начинаю понимать, что вы, когда не в настроении, можете попортить немало крови вашим коллегам Айзенгриму и Рамзи. Итак, еще раз — что же такое Вицлипуцли?

— Господи ты боже мой, до чего же люди невежественны в наш считающийся самым образованным век, — сказала Лизл. — Вы, конечно же, знаете «Фауста». Но я говорю не о Гетевском «Фаусте» — этого каждый тевтонец знает наизусть, обе его части. Я говорю о старинной немецкой пьесе, которую Гете положил в основу своего труда. Посмотрите там список действующих лиц, и вы обнаружите, что самого скромного из духов, посещающих великого мага, зовут Вицлипуцли.[207]Вот почему я и выбрала это имя. Тонкая лесть в адрес Магнуса. Так несколько принижалось словечко «самодержица».