— Иначе, мистер Арчер, — заметил с авторитетным видом известный адвокат, — меня самого засадили бы в тюрьму до скончания веков!

Потом он перешел к угрозам. Суд, несомненно, поддержит нью-йоркскую юридическую коллегию, если она выдвинет обвинение против правоохранительных органов Лондона в покушении на фундаментальное право адвоката защищать интересы клиента вне зависимости от совершенных им преступлений. Далее он сказал, что это дело в принципе должен разбирать не британский, а американский суд. А коль скоро его подзащитный добивается одного — возвращения на родину, выдача такого разрешения может избавить британскую фемиду от ненужных ей беспокойств.

Вернувшись в отель, Суини обнаружил записку, из которой явствовало, что он должен срочно связаться с мистером Джо Салазаром. Дик вышел на улицу, чтобы позвонить ему из телефона-автомата. Из разговора он узнал, что к Джо заявились два агента ФБР, сообщивших ему об участии Антонио Салазара в похищении женщины и конфликте с ее мужем, в результате чего Тони в конечном итоге погиб. Джо Салазар не только лишился десятков миллионов долларов, но и потерял сына.

— Я хочу, чтобы вы вернулись в Нью-Йорк, — зловещим голосом произнес Джо. — Немедленно.

Суини, которому и самому не терпелось поскорее убраться из Лондона, купил билет на самолет, вылетавший в Штаты во второй половине дня. В полете, отказавшись от обеда из шести блюд, он попросил взамен принести виски, с удовлетворением отметив, что кресло рядом с ним так и осталось вакантным. Иногда путешествия в салоне первого класса способствовали приобретению полезных деловых знакомств, но в данном случае его это мало интересовало. В распоряжении Суини оставалось шесть часов, чтобы обдумать свою линию поведения при встрече с Салазаром, обещавшей быть нелегкой.

Он мог попытаться купить себе жизнь благодаря шантажу. Суини хранил у себя в сейфе секретные файлы, в каждом из которых находилось достаточно компрометирующих материалов, чтобы упрятать многих его клиентов в тюрьму на долгие годы. Но банкир, помимо всего прочего, обладал бешеным латинским темпераментом и мог, фигурально выражаясь, отрезать себе нос, но посчитаться с тем, кого относил к своим врагам.

Поэтому доводы рассудка в случае с Джо вряд ли сработают.

Что ж, Суини придется засунуть свою гордость в карман и обратиться за помощью к отцу. Хотя Имон Суини стар и дряхл, Салазар прислушается к его словам. У бывших партнеров оставались взаимные долги и обязательства еще с дней молодости. И не только в связи с торговлей запрещенным виски.

Определившись с дальнейшими планами, Суини позвал стюарда и сказал, что передумал насчет ленча. В ожидании, когда принесут еду, он добил пятую порцию виски, от чего настроение у него улучшилось еще больше.

Самолет приземлился в Нью-Йорке шестью порциями позже. Суини гордился свой способностью переносить алкоголь, но, пропустив за время полета одиннадцать стаканчиков виски, должен был признать, что основательно набрался. Он очень старался держаться прямо, когда проходил таможню и иммиграционный контроль, но, оказавшись в зале прилета, расклеился, почувствовал сильный приступ тошноты и отправился разыскивать туалетную комнату.

Позже Харпер признал, что допустил грубую ошибку. Ему следовало обеспечить слежку за Суини с момента его выхода из самолета, но он решил подождать, пока адвокат не окажется за пределами аэропорта. Он предположил, что адвокат из аэропорта отправится прямиком в офис Прачки, который к тому времени был буквально нафарширован подслушивающими устройствами. Однако, прождав адвоката двадцать минут, люди из ДЕА забеспокоились и, одолеваемые неприятным предчувствием, устремились в здание. Они обнаружили труп Суини в туалете рядом с унитазом. Рубашка и пиджак у него на груди были испачканы блевотиной, шея — сломана, а голова гротескно повернута вбок.

Эктор Перес счел эту ликвидацию простейшей из всех, какие ему только приходилось проводить.

В то время как люди из ДЕА носились словно угорелые по аэропорту Кеннеди, Джо Салазар уже о Ричарде Суини и не вспоминал. Он только что получил детальный доклад о несчастном конце Моралеса и теперь изрыгал проклятия и непристойную брань по поводу мироустройства в целом и некоторых людей в частности. Он, Салазар, своими руками отдал семьдесят один миллион долларов, а ведь эти деньги в связи со смертью их хозяина можно было спокойно оставить у себя.

— Ах, эта скотина Шпеер! — кричал Джо на пределе голосовых связок. — Сын костариканской шлюхи!

Но черта с два он позволит Энрике унести ноги вместе с баксами. Необходимо вернуть его в Нью-Йорк. Но как это сделать? Он позвонил в офис адвоката в Сан-Хосе, но полезной информации там не почерпнул, ибо никакие потоки брани не заставили бы партнера Шпеера сдать своего приятеля. «В настоящее время его нет в стране» — вот и все, что Салазару удалось узнать о местопребывании Энрике, и банкиру ничего не оставалось делать, как потребовать, чтобы Шпеер перезвонил ему, когда вернется, и повесить трубку. Но быть может, этот ублюдок все еще в городе? Неожиданно Салазар осознал, как мало знает об адвокате — о том, в частности, где Шпеер останавливается, когда приезжает в Нью-Йорк, и с кем поддерживает здесь отношения. Поэтому он удивился до чрезвычайности, когда, подняв через час трубку, услышал голос Шпеера.

— Энрике, друг мой, — произнес он елейным голосом, — как хорошо, что вы позвонили. Я как раз вас разыскивал…

— Мне уже сообщили в офисе, — оборвал его Шпеер, который тоже недавно узнал новости из Медельина. Он прочитал об этих событиях в небольшой заметке в немецкой газете «Франкфуртер альгемайне», после чего провел собственные изыскания на сей счет и теперь довольно хорошо знал положение вещей. — Никаких имен и цифр, Джо. Я говорю по открытой линии.

Салазар услышал в трубке какой-то шум на заднем плане и задался вопросом, не записывает ли Шпеер их беседу на магнитофон. На самом деле до его слуха донесся приглушенный рокот четырех работающих двигателей фирмы «Пратт энд Уитни», которые влекли огромный авиалайнер из Цюриха в Панаму.

— Полагаю, вы уже слышали новость относительно трагической судьбы нашего общего друга из Латинской Америки, — осторожно сказал Салазар.

— Да, слышал. И она ужасно меня опечалила.

«У тебя, чертов сын, теперь ровно семьдесят один миллион печалей», — подумал Салазар, но сказал другое:

— Вопрос в том, что мы будем делать с его наследством.

Шпеер догадывался, что Салазар спросит об этом. И с тех пор как узнал об убийстве Моралеса, успел предпринять некоторые шаги, приспосабливаясь к обстоятельствам. А они изменились радикально. Генрих Шпеер более не был управляющим финансами богатого клиента, но сам стал богатым человеком благодаря капризу судьбы, и будущее его теперь рисовалось совсем иными красками.

— Я исполняю данные мне инструкции, и добавить мне к этому нечего.

— Только не пытайтесь надуть меня, Энрике! — вскричал Салазар. — Мы поделим эти деньги — вот что мы сделаем. Все до последнего цента.