В: То бишь негодных пастырей? Сие подстрекательство к бунту. Приглашенье повторить ошибки наших предков из прошлого века, что впали в нетерпимость. Ты проклят историей и собственными речами!

О: А ты — своими, ежели грешника и слепца считаешь достойным пастырем! Этак скоро сам дьявол будет хорош! Ведь ты не купишь тухлое мясо, не пойдешь к косорукому портному! Однако и глазом не моргнешь, когда вместо слова Божьего тебе всучивают липу! Коль на проповеднике пасторский воротник, а к имени присобачен церковный титул, он гож, пусть хоть последний пьяница и блудник!

В: Хороши ж твои мир и согласье! Слышал бы тебя мистер Фотерингей.

О: Славно и ты не дискутируешь об моей вере! Пусть его послушает.

В: Довольно. Скажи-ка, Ребекка Ли пророчествовала на ваших собраньях?

О: Нет.

В: В общих иль приватных беседах говорила об том, что сподвигло ее к благочестью?

О: Лишь об том, что была окаянной грешницей, но в корне поменяла жизнь.

В: Не упоминала ль конкретное событье, заставившее ее одуматься?

О: Нет.

В: Место иль день?

О: Нет.

В: Случайных свидетелей своей перемены?

О: Нет.

В: Ты уверен?

О: Она покорна и живет во Христе. Иль пытается жить.

В: Что значит — пытается? Не вполне прониклась верой?

О: Еще не достигла пророчества, ниспосланного Божьей милостью, об коей мы молимся.

В: И тогда станет блажить наравне с достойнейшими?

О: Одаренная светоносным языком, она сможет пророчествовать, как делают жена моя и другие.

В: Но пока лишена сего дара?

О: Она не пророчествует.

В: Что, ежели тебя дурят?

О: Зачем?

В: Притворяется святошей, а в душе все та же шлюха.

О: Она живет для Христа и, значит, будет жить во Христе. Мужниных заработков не хватает, они бедствуют, в доме их шаром покати. Зачем ради сего притворяться, ежели в твоем Вавилоне она могла б роскошествовать в пороке?

В: Ты им помогаешь?

О: По возможности. Я, а также братья и сестры.

В: Только им иль всем нуждающимся?

О: Всем. Джордж Фокс {165} и первая благословенная братия говорили: прежде чем свет истины проникнет в душу, надобно позаботиться об ее телесной оболочке. Они видели, что большинство людей влачит скотское существованье, а те, у кого всего в избытке, эгоистичны, алчны и не желают облегчить чужие страданья. Немилосердье слепцов сих смердит хуже падали, и будут прокляты они Господом нашим Иисусом Христом. Коль угодно, считай нас бунтарями, ибо восстаем мы против бездушья, и наши подношенья ближним — наивернейшее отраженье Христовой державы. Ежели мы бунтари, то и Он бунтарь.

В: Христос давал из состраданья. А тут иной коленкор — ваши подачки неразумных сбивают с панталыку.

О: С какого панталыку? Жить впроголодь и носить лохмотья? Ты пройди по улице, где обитает сестра. Разуй глаза-то!

В: Вижу, как ловко ты ее упрятал: паршивый городишко, юбки-сюртуки. И харч поставляешь.

О: Да уж, ловко — вмиг отыскали.

В: Все глаза проглядели.

О: Вот у меня гинея, давеча полученная за пошив двух сюртуков. Дай еще одну, и я отнесу их на Тоуд-лейн тем голодным оборванцам, кого сбиваю с панталыку. Что, не дашь? Не веришь в милосердье?

В: В такое, что будет пропито в ближайшем кабаке, — нет.

О: И в завтра не веришь. Осторожный ты человек! А ведь Иисус Христос отдал за тебя гораздо больше гинеи. Вообрази, ежели б Он был столь же осмотрителен — мол, да ну их, слабых людишек, все равно пропьют Мою жертву в кабаке.

В: Наглеешь. Терпеть не стану.

О: А я обойдусь без твоей гинеи. Квиты.

В: Велика вероятность, что Ребекка твоя совершила ужасное злодеянье.

О: Единственное ее злодеянье в том, что родилась женщиной. Сие ты сам прекрасно знаешь.

В: Знаю, что во вранье ее вряд ли кто превзойдет.

О: Полно, об тебе я наслышан. Говорят, ты справедлив, хоть рьяно услужаешь хозяину. В мою добропорядочность ты не веришь, ну да ладно, я привык. Стопою закона ты хочешь раздавить меня и моих единоверцев, традиционной железною стеною отгородить богатых от бедных. Как ни старайся, не выйдет, нас не сломить. Розги твои будут цепами, что обмолотят зерно. Послушай-ка, что сталось с моим отцом в год Монмутского бунта и моего рожденья. Благословенным Другом истины он был с тех пор, как в Суортмуре повстречал Джорджа Фокса, первым узревшего свет. Из-за какой-то мелочи отца посадили в болтонскую тюрьму. Судья, некто мистер Кромптон, увещевал его одуматься и покинуть Друзей, но затем, ошеломленный твердостью отцовой веры, тихонько шепнул: «В нашем мире две справедливости: Божья и человечья. Согласно первой, ты невиновен, но по другой — преступник». Через три года судья стал причиной шумного скандала, ибо сбросил оковы и пришел к нам, лишившись многих мирских благ. Встретившись с отцом, он сказал: «Друг, суди скверного ткача, но теперь я знаю: юстиция без света — что основа без утка, она никогда не соткет доброй ткани».

В: Взашей гнать такого судью! Увы народу, не умеющему отличить злодеянье от греха. Преступленье — факт, доказанный либо нет. Что есть грех — судить только Богу.

О: Ты слеп к истине.

В: А ты слеп к иным сужденьям и мыслям. Когда грех считают преступленьем, возникает невиданная тирания, что славно доказала папская инквизиция.

О: Надо ж, инквизицию приплел! Иные сужденья, иные мысли! Большинство людей думают лишь об нынешней греховной жизни, им недосуг вспомнить о Божьем суде, что всех рассудит. Вот там-то узнаешь, что перевесит: грех иль твой закон, положенный Антихристом.

В: Все, будет. Ты упрямец, каких свет не видывал.

О: Таким и останусь до последнего христианского вздоха, хвала Господу.

В: Завтра чтоб ни ты, ни твои сектанты меня не тревожили, ясно? Никаких стояний под окнами. Предупреждаю: охолони свой вздорный нрав. Иначе призову мистера Фотерингея, а уж он-то знает, что здесь я по праву. Поди прочь!

Пятница, октября 1-го дня

Некто Джеймс Тодд, игравший слугу мельника в представлении «Доктор Фауст» {165}, кое давали этим вечером в театре Ковент-Гарден, упал с верхней сцены из-за обрыва тросов в летательной машине, разбил себе череп и умер ужасной смертью; трое других сильно ударились, однако же пришли в себя. В публике отмечены были обмороки, а также глубокое смятение по поводу сего печального происшествия.