— Мы все собрались в гостиной — выпиваем. Хотите к нам присоединиться?

Он хотел было отказаться. Он ведь пришел для того, чтобы сказать Жильберам всего несколько слов и тут же уйти. Это не был приход в гости. Но она уже повернулась, приняв его молчание за согласие и пошла в дом через большую арку.

Но, несмотря на легкое изящество этого дома и этой женщины, он чувствовал здесь какую-то ущербность.

Он на ходу разглядывал хозяйку дома. Тонкая шелковая блуза, шикарные брюки-слаксы, свободный шарфик. И запах. Что это за запах?

Наконец он узнал его и улыбнулся. От хозяйки этого замка пахло не «шанелью», а лошадьми. И не просто лошадьми — он отчетливо ощутил едкий запах конского навоза.

Настроение Габри улучшилось. В его гостинице хотя бы пахло горячими сдобными булочками.

— Это Габриэль Дюбо, — сообщила Доминик присутствующим в комнате.

Горели дрова в камине, и перед ним, глядя в огонь, стоял пожилой человек. Кароль Жильбер сидела в кресле, а Марк стоял у подноса с напитками. Все повернулись в сторону Габри.

* * *

Старший инспектор Гамаш еще не видел бистро таким пустым. Он сел в кресло у огня, и Хэвок Парра принес ему выпивку.

— Спокойный вечер? — спросил Гамаш, когда молодой человек поставил перед ним порцию виски и тарелочку с квебекским сыром.

— Мертвый, — ответил Хэвок и чуть зарделся. — Но может, люди еще подтянутся.

Они оба знали, что ничего такого не случится. Было половина седьмого — самый пик коктейлей и предобеденной суеты. В большом зале сидели два других посетителя, а в ожидании застыл небольшой взвод официантов. В ожидании сутолоки, которая никогда не наступит. Во всяком случае, не в этот вечер. А может быть, вообще никогда больше.

Три Сосны многое прощали Оливье. Труп, обнаруженный в его бистро, списали на невезение. Даже тот факт, что Оливье знал Отшельника и его хижину, не стал поводом для отчуждения. Хотя это и было нелегко. Но Оливье любили, а любовь склонна прощать. Они даже простили ему то, что он подбросил тело в дом Жильберов. Этот поступок был воспринят как помутнение мозгов.

Но любовь прошла, когда они узнали, что Оливье тайно зарабатывал миллионы долларов на Отшельнике, вероятно давно спятившем. И делал это на протяжении многих лет. А потом потихоньку скупил чуть ли не все Три Сосны. Он был арендодателем Мирны, Сары и месье Беливо.

Деревушка превратилась в Оливьевиль, и жители начали испытывать беспокойство. Человек, которого, как им думалось, они хорошо знали, оказался чужаком.

— Оливье здесь?

— Он в кухне. Отпустил шеф-повара и решил сегодня готовить сам. Вы знаете, он ведь удивительный повар.

Гамаш это знал — он много раз вкушал плоды кулинарного искусства Оливье. Но еще он знал, что решение заняться готовкой позволяло Оливье спрятаться от людских глаз. В кухне. Где он не видел обвиняющих, огорченных лиц людей, которые были его друзьями. А может, и того хуже: не видел пустых столов, за которыми прежде сидели его друзья.

— Не могли бы вы попросить его выйти ко мне?

— Постараюсь.

— Пожалуйста.

Одним этим словом старший инспектор давал понять, что хотя внешне это и выглядит как вежливая просьба, на самом деле таковой не является. Несколько минут спустя Оливье опустился на стул напротив Гамаша. Им можно было не перешептываться — в бистро теперь никого не было.

Гамаш подался вперед, отхлебнул виски, внимательно посмотрел на Оливье.

— Что вам говорит имя Шарлотта?

Брови Оливье удивленно взметнулись.

— Шарлотта? — Он задумался на несколько секунд. — Никогда не был знаком ни с одной Шарлоттой. Когда-то знал одну девчонку по имени Шарли.

— Отшельник никогда не называл этого имени?

— Он вообще не называл никаких имен.

— А о чем вы говорили?

Оливье снова услышал голос убитого, не низкий, но странным образом успокаивающий.

— Мы разговаривали про огороды, строительство, водопроводы. Он учился у римлян, греков, первых поселенцев. Это было очаровательно.

Не в первый раз Гамаш пожалел, что в той хижине не было третьего стула — для него.

— А про шифр Цезаря он никогда не говорил?

И опять Оливье удивленно посмотрел на него, потом отрицательно покачал головой.

— А про острова Королевы Шарлотты? — спросил Гамаш.

— В Британской Колумбии? С чего бы это мы стали о них говорить?

— Вы не знаете, есть ли в Трех Соснах кто-нибудь из Британской Колумбии?

— Люди приехали сюда из самых разных мест. Но чтобы кто-то приехал из Британской Колумбии — я такого не слышал. А что?

Гамаш вытащил скульптуры и поставил их на стол так, что корабль уплывал от сыра, а слезящийся сыр преследовал его.

— А то, что вот это из Британской Колумбии. По крайней мере, дерево именно оттуда. Это красный кедр с островов Королевы Шарлотты. Давайте еще раз с самого начала, — спокойно сказал Гамаш. — Расскажите мне, что вы знаете об этих скульптурах.

Оливье смотрел с бесстрастным выражением. Гамаш знал этот взгляд. Это был взгляд лжеца, пойманного на обмане. Лжеца, пытающегося найти выход, заднюю дверь, щелочку. Гамаш ждал. Он отхлебнул виски и размазал немного сыра по превосходному ореховому хлебу. Положив его перед Оливье, он то же самое приготовил для себя. Потом в ожидании ответа принялся есть.

— Их вырезал Отшельник, — сказал Оливье ровным безразличным голосом.

— Вы это уже нам говорили. Еще вы говорили, что некоторые из этих вещиц он давал вам, но вы закидывали их в лес.

Гамаш ждал, зная, что остальное последует именно сейчас. Он посмотрел в окно и увидел Рут, выгуливающую Розу. На утке по какой-то причине был крохотный красный плащик.

— Я их не выбрасывал. Оставлял, — прошептал Оливье, и мир за кругом света из камина, казалось, исчез. Ощущение было такое, будто эти двое сидят каждый в своей маленькой хижине. — Я ходил к Отшельнику уже около года, когда он дал мне первую вещицу.

— Вы не помните, что это было?

— Холм с деревьями. Даже скорее гора. И лежащий на ней мальчик.

— Вот эта? — Гамаш достал фотографию, которую ему дала Тереза Брюнель.

Оливье кивнул:

— Я помню это довольно ясно, потому что я не знал, что Отшельник делает такие штуки. Его хижина была наполнена изумительными вещами, но созданными другими людьми.

— И что вы сделали с этой скульптурой?

— Какое-то время хранил у себя, но мне приходилось прятать ее от Габри, иначе он начал бы задавать вопросы. И тогда я решил, что проще ее продать. Вот и выставил ее на продажу на интернет-аукцион. Она ушла за тысячу долларов. Потом мне позвонил дилер. Сказал, что у него есть покупатели, если у меня найдутся еще такие же вещи. Я думал, он шутит. Но когда восемь месяцев спустя Отшельник вручил мне еще одну скульптурку, я вспомнил о том дилере и связался с ним.