По ковру из листьев он пошел обратно. Желто-красная ковровая дорожка, проплешины серого мха ложились под ноги. Слоился туман… Предрассветная дорога в Ад была сказочно красива. В конце ее Птицу ждал подвал панельной пятиэтажки на Гражданке.

* * *

Розыск оставшихся на свободе террористов Фридмана и Воробьева продолжался. Изъятие тротила еще не решало всех проблем. УФСБ работало в предельном режиме, вероятность совершения Терминатором какого-нибудь безумного шага отчаяния была весьма высока. В засаде на улице Карпинского каждые двенадцать часов менялись шестерки бойцов «Града». Постоянно осуществлялось наружное наблюдение за Гурецким, прослушивались его телефонные разговоры. Ежедневно сотни сотрудников милиции слышали на инструктаже напоминание о действующей в городе и пригородах опасной банде.

К этому времени о Дуче и Птице следователи ФСБ знали все, что можно узнать о человеке. Были опрошены десятки людей, так или иначе пересекавшихся с Фридманом или Воробьевым на всем протяжении жизни и того, и другого. Следствие отрабатывало все вероятные и не очень вероятные модели поведения подельников. Хотя уже сейчас было ясно, что сообщниками они стали случайно. Птица оказался вовлеченным в дело не по своей воле, более того — против нее. Психологический портрет Воробьева получился с одной стороны цельный, с другой — довольно-таки противоречивый. Эксперты и следаки считали, что Птица, скорее всего, попытается отомстить Терминатору за изувеченную жену и неродившегося ребенка. В больнице постоянно находились четверо оперативников. Предполагалось, что Воробьев может навестить жену. Все четверо были безоружны, каждый из них сам являлся совершенным и мощным оружием. Они знали, насколько опасен бывший морской пехотинец из специального разведывательно-диверсионного взвода. Бывший командир Воробьева и Гурецкого в разговоре с сотрудниками ФСБ огорченно сказал:

— Жаль, Пернатый был одним из лучших. Впрочем, даже худшего из моих взять живым не очень-то легко. Я могу быть вам чем-то полезен, подполковник?

Подполковник Спиридонов вежливо поблагодарил. Ему тоже было жаль, что такие мужики, как Птица и Сохатый, оказались на другой стороне. Они могли бы быть вместе. Но взрыв на Котляковсской навсегда отделил Птицу от своих. Вслед за ним протаптывал дорожку на скамью подсудимых Сохатый. Да, сомнений в том, что Михаил Гурецкий знает о местонахождении Воробьева и готовит его переход на нелегальное положение, не было никаких. Да, его позиция в отношении друга вызывала человеческое сочувствие. Но сути дела это не меняло. Объективно действия Гурецкого, сотрудника службы безопасности совместной российско-чешской коммерческой фирмы, были преступны.

Итак, следствие располагало массой информации на террористов, могло в известной степени предсказать их дальнейшие шаги и с уверенностью утверждать, что арест обоих уже не за горами… Тем не менее оба все еще были на свободе и оба были опасны.

До дома Солодова Птица добрался без приключений. Серый халат с двумя незарегистрированными стволами он нес под мышкой. Заспанный и похмельный младший сержант возле вокзала скользнул по нему равнодушным взглядом, зевнул. Птица едва не рассмеялся… да уж, весело! В квартире он сел к кухонному столу, развернул халат и ощутил едва уловимый запах осеннего леса, сырости, прелых листьев. С минуту он сидел совершенно бездумно и неподвижно. Вороненые стволы и благородное дерево дорогих ружей могло бы напомнить о звуке охотничьего рога и быстром беге кабана. О мелькающем среди деревьев огромном теле лося. О полете утки над гладью озера.

Птица видел только аристократический профиль Бенито Муссолини. А еще он видел разбитый, беззубый рот Натальи. И что-то кровавое в углу подвала. Что ЭТО, — он догадывался. Но боялся назвать вслух. Боялся даже подумать.

Он очнулся, внимательно посмотрел на ружья. Ну, которое? Пожалуй, «моссберг». МЦ — машина неплохая, но чувствительная к качеству боеприпасов. Если картонная гильза отсырела, то осечка почти гарантирована. На охоте это чревато упущенной добычей. На той охоте, которую затевал Птица, осечка могла обернуться — опять же! — упущенным зверем. Позволить себе такой роскоши он не мог. Второй охоты не будет, лицензию ему никто не продлит.

Птица принес из шкафчика в туалете ножовку. Тисков он не нашел и просто прижал ружье ногой к табурету. Повизгивало полотно, сыпались на растеленный лист газеты стальные опилки. Уголовный кодекс РФ предусматривает наказание за изготовление обреза — до пяти лет лишения свободы. За Птицей было уже столько, что об этом он вообще не думал. Он укоротил ствол до длины подствольного магазина. С прикладом было вообще просто. Отпиленные части он завернул в газету.

Напильником снял заусенцы по дульному срезу. Выщелкнул патроны из магазина, осмотрел механизм, пустил внутрь пару капель подсолнечного масла. Варварство, конечно, но под рукой ничего другого нет. Снова зарядил обрез. Вот так, примерно… вот так!

Затем протер, осмотрел и смазал тем же маслом МЦ. Обернул промасленными газетами и сверху халатом. Механическая работа успокаивала, отвлекала. На балконе он нашел маленькую детскую лопаточку. На миг сжалось сердце. Своему сыну он мог бы купить такую же лопатку… Птица стоял, прислонившись к косяку балконной двери, и смотрел на изогнутый кусочек ржавого металла со сломанной деревянной ручкой. Теперь таких, наверно, не делают. Но дети в песочницах все равно строят замки и города или делают куличи.

Ветер нес мелкую водяную пыль и запах воды с Финского залива. Взрослый мужик, только что изготовивший обрез из импортного помпового ружья, внимательно разглядывал детскую лопаточку. Его могли увидеть соседи, принять за вора и вызвать ГЗ. Он стоял, стиснув зубы, и чувствовал, как замирает сердце. Да, таких, наверно, уже не делают. Все заполонила пластмасса. Но он бы сам мог сделать своему сыну такую доисторическую лопатку. И играть с ним в песочнице…

Осунувшееся, с трехдневной щетиной, лицо блестело в потоках ветра с мелкой дождевой пылью. Ветер шевелил штору. Птица прикрыл глаза. Не хочешь пойти в РУБОП? — звучал в ушах голос Сохатого.

Нет! — услышал он свой собственный голос. И потекли слезы. А Сохатый спросил еще раз. И еще. Этот вопрос он будет слышать всегда.

— Не-е-ет! — закричал Птица. И этот ответ он тоже будет слышать всегда.

В тридцати километрах от Сестрорецка, в палате больницы Мечникова вскрикнула и заворочалась на своей койке напичканная успокоительными больная Забродина Н.В.

* * *

После работы Мишка Гурецкий собирался съездить в Сестрорецк. Весь день он ждал звонка от человека, с которым беседовал накануне по поводу ксивы для Пернатого. Человек так и не позвонил. Не все так просто и доступно в криминальном мире, как пишут даже так называемые серьезные СМИ. Например, они запросто запускают информацию о том, что оружие в Петербурге может купить даже школьник. Были бы деньги. А вы сами пробовали?

Мишка понимал, что человек, к которому он обратился, всего лишь посредник. Имеет какой-то свой процент, сам ничего не может. Но позвонит обязательно. И документы будут. Все упирается в деньги, качество и время… После работы он собирался съездить в Сестрорецк, поговорить с Борисом и, главное, с Пернатым. Гурецкий боялся, что Птица наделает глупостей. А Борис не сможет его остановить. Собственно, если Птица упрется рогом, его никто не сможет остановить. Проверено.