Помимо формирования боевых частей из казаков, оккупационными властями было санкционировано создание целой системы карательных и полицейских органов, которые должны были сыграть одну из главных ролей в организации управления на захваченной территории. В сельской местности полицейские управления входили в состав управ. В городах полиция выполняла распоряжения бургомистров, но не входила в состав управ, а подчинялась непосредственно военным комендантам. Полицейское управление обычно состояло из отделов: политического, криминального, наружной службы и службы порядка, паспортного, пожарной охраны, следственного и тюремного. Полицейским не полагалась какая-либо специальная форма, зачастую единственным знаком отличия была белая повязка. Помимо поддержания порядка и охраны населенных пунктов, на полицию возлагались задачи по контролю цен на рынках и конфискации награбленного имущества. Кроме этого, немцам подчинялось огромное количество отрядов и отрядиков так называемой «вспомогательной» полиции (местные жители называли их полицаями), тоже состоящих из местных жителей, преимущественно казаков. По данным анкетирования, в Глубокинской районной управе из 48 «вспомогательных полицейских» 40 объявили себя казаками, а остальные в графе национальность написали либо «русский», либо «украинец». Надежность и боеспособность этих формирований, в отличие от тех частей, что были сформированы в Новочеркасске, была очень невысокой. В этих отрядах, как правило, состояли не идейные противники советской власти, а те, кто был лишен каких бы то ни было моральных принципов и был готов служить любой власти, которая удовлетворила бы их личные запросы. Судя по имеющимся характеристикам, которые составили на этих людей сами немцы, большинство полицаев пошли на службу только ради возможности «пожить в свое удовольствие», многие из них имели «тенденцию к личной наживе» и нередко занимались грабежами и «самоснабжением за счет населения»[454]. Во время отхода немцев с территории Ростовской области личный состав этих частей либо вливался в более крупные казачьи формирования, либо разбегался в надежде отсидеться и скрыть свою службу немцам.

На Кубани формирование казачьих частей не было так централизованно, как на территории Ростовской области. В результате с осени 1942 года и вплоть до отхода немецких войск с Северного Кавказа там действовали несколько пунктов по мобилизации, сбору, сортировке казаков и созданию из них боеспособных частей. В станице Крымской часть под названием «Свободная Кубань» формировал бывший полковник Красной армии М.М. Шаповалов. В Армавире штаб по формированию кубанских казачьих частей возглавил есаул Н.Н. Вальтер. В селе Ново-Спасском был сформирован 1-й Кубанский полк: «Первые его сотни, — рассказывает один из очевидцев, — были сформированы из организованных войсковым старшиной И. Саломахи отрядов станиц Уманского отдела. Формирование полка проходило необычайно быстро. Отряд в 13 человек через девять дней составил свыше 600 казаков. Сотник Шабанов прибыл в полк во главе отряда в 140 человек, сотник Заика привел с собой 90 казаков, под командой Гордовского пришли 150 казаков. Группу казаков станиц Ново- и Старо-Леушковских привел атаман Матвеенко. Атаман Кислое и хорунжий Сосновый явились в полк с 80 казаками. В полк шли не только казаки, и не только люди мобилизованных возрастов; шли молодые, еще не обстрелянные юноши, шли казаки, возраст которых уже шел за пятьдесят… Даже девушки-казачки шли в полк; освобождая здоровых казаков для строя, девушки приступали к работе в штабе и тыловых учреждениях. Ежедневно на полковые плацы выходят и выезжают на занятия казачьи сотни. Офицеры из казаков под руководством германских офицеров ведут занятия. После наступления весны полк походным порядком двинулся в сторону Херсона. Для окончательного формирования полки расположились в селах. Ежедневно под руководством германских офицеров проводились занятия и доформировывались части»[455]. Полностью закончить создание полка помешало стремительное наступление Советской армии, тем не менее отборный его эскадрон был включен в состав упоминавшегося казачьего кавалерийского полка «Платов» и принял активное участие в боевых действиях на фронте, а впоследствии весь полк был включен в 1-ю казачью кавалерийскую дивизию фон Паннвица.

В ноябре 1942 года было создано еще одно боевое формирование из кубанских казаков — 1-я особая добровольческая горная сотня. «Образована 1 ноября 1942 года в станице Псебайской сотником П.Ф. Беспаловым. В этот же день формирование было закончено. Казаки пришли со своими конями, снаряжением и оружием. Боевое крещение сотни произошло уже зимой в районе Черной речки в бою против партизан. После длительного ожесточенного боя казаки захватили 20 пленных, 8000 патронов, 6 лошадей и много продовольствия. 11 января 1942 года казаки приняли присягу. В конце января началось отходное движение Германской армии, с которой двигались и казаки. По дороге сотня пополнилась новыми добровольцами, и ее состав возрос до 140 человек Между станицами Воронежской и Старокорсунской произошло первое сражение с регулярными частями Красной армии. В начале февраля под Краснодаром сотня попала в окружение, но ей удалось выбраться»[456].

Казачьи лидеры на Кубани были уверены в том, что «освобожденные станицы и города могут дать до 100 тысяч добровольцев»[457], но такой прогноз был не более чем очередной завышенной самооценкой и желанием зарекомендовать себя с наилучшей стороны перед немецким командованием. В реальности даже при формировании первых казачьих частей возникли огромные трудности, о чем свидетельствует история еще одного боевого формирования кубанских казаков — пластунского батальона, о котором рассказывает его командир, войсковой старшина, а впоследствии полковник Маловик. Это историческое свидетельство интересно прежде всего тем, что автор не пускается в экзальтированные воспоминания о том, как они «били большевистские орды» (с чем часто сталкиваешься в воспоминаниях казаков), а показывает реальные проблемы, с которыми ему пришлось столкнуться при формировании своего батальона. «В первых числах декабря (1942 года. — П.К.), — вспоминает полковник Маловик, — я явился к военному и сел. — хоз. комендантам и получил от них согласие на формирование Кубанского пластунского батальона… 5 декабря я провел совещание со станичными атаманами, предложил им приступить на местах к записи добровольцев, к регистрации: офицеров, подхорунжих и урядников. 8 декабря провел совещание с председателями колхозов, на котором колхозы обязались внести намой счет по 25 000 рублей, а также снабдить всеми необходимыми продуктами. На 15 декабря на моем текущем счету было 600 000 рублей, а на складах — всевозможных продуктов, которые обеспечивали существование батальона в течение года. 25 декабря назначена была врачебная комиссия для осмотра казаков, записавшихся добровольцами. 28 декабря первая сотня была полностью укомплектована. Люди продолжали поступать бодрые духом и здоровые телом, но раздетые и разутые. Имеющихся средств для покупки обмундирования было недостаточно, так как по существующим ценам нужно было затратить 30–40 тысяч рублей, чтобы обмундировать одного казака… С командным составом было еще хуже. Явилось всего два офицера, не казаки, которые за годы Советской власти совершенно забыли военную службу… 10 января ко мне в штаб явились атаман Мищенко и директор банка Ткаченко и заявили, что комендант требует, чтобы я формирование полка узаконил бы через штаб армии. Кроме того, представил бы о себе справки из своей станицы, кто и что я за человек, в противном случае они примут меры к отстранению меня от командования батальоном… Этот момент вмешательства районного атамана заставил меня более серьезно подумать: а с кем же я имею дело? Не может быть, чтобы истинные казаки так разговаривали (здесь, по всей видимости, мы имеем дело как раз таки с оставленными на оккупированной территории агентами НКВД. — П.К.)»[458].