– Кьяруська, мышонок маленький, просыпайся, хватит уже спать, все самое интересное проспишь, ну давай, я тебе шоколадку принес, открой глазки, солнечный мышонок.

Я поняла, что это Фир меня там, в настоящем, будет. Ну, наконец-то, хоть мне и очень хотелось увидеть лицо девушки, но оставаться здесь не хотелось, ни одного лишнего мгновения.

Я зажмурилась и изо всех сил потянулась мысленно, на столь родной и любимый голос…

– Кьяра, мышонок золотой, хватит притворяться, я же вижу, что ты не спишь.

Открывай уже свои золотые глазки, малышка.

Я открыла глаза и увидела сидящего рядом и с улыбкой наблюдающего за мной Фира.

– Ну вот, – он мне помог приподняться и сесть, опираясь о спинку кровати. – Пока, лучше не говори. Потерпи, горло почти не пострадало, но лучше его поберечь, я же тебя и так слышу, – подмигнул он мне. Какое у него превосходное настроение, в отличие от меня. И чего спрашивается веселится? Что такого произошло в последнее время, что он стал таким?

Меня это злило и раздражало ужасно, я там, понимаешь, кошмары его жизни смотрю, а он тут веселится…

«Конечно, Фир…»

– Ты, наверно, хочешь узнать, что произошло, пока ты спала? – перебил он меня.

О-о-о, да просто горю желанием…

«Нет», – сказала я, со злости не подумав о последствиях, ведь начнет допытываться. А мне пока не хотелось говорить с Фиром об этом, нужно самой сначала все осмыслить.

– Как нет? – удивился он.

«Ах, да, извини, Фир, просто задумалась, со сна еще плохо соображаю, ты рассказывай, мне очень интересно». – Фир поверил или сделал вид, что поверил, все-таки врать мысленно нужно еще постараться, и я не была уверена, что он не слышал подозрительный шум мыслей, как происходит всегда, когда пытаешься обмануть.

– О чем или, может, о ком ты задумалась сразу же, как проснулась, – все еще шутя, спросил меня Фир. Что же он такой веселый-то?

«Не важно, Фир, расскажи, что тут было, почему ты такой веселый. Я, конечно, рада, но когда я засыпала, то ты больше был злой и раздраженный», – чем больше мы говорили с ним, тем больше мне начинало становиться понятно, что с эльфом что-то не так, я даже злиться меньше на него стала, вперед выползло беспокойство за него.

– Да ну, это было давно… – сказал Фир и начал улыбаться, смотря в окно. Он смотрел в окно и улыбался. ФИР СМОТРЕЛ В ОКНО И УЛЫБАЛСЯ. Что же тут произошло?!?!?

«А сейчас?» – постаралась я его подтолкнуть в нужную сторону. Он обернулся и посмотрел на меня, опять улыбнулся и счастливо выдохнул.

– А сейчас, я влюбился, Кьярусь, я та-а-ак счастлив…

Вот это прибежали… Ух, ты! Фир влюбился, интересно, кто она? Я постаралась засунуть свою ревность и боль далеко, и от всей души порадоваться за эльфа. Ну, в самом деле, не может же он все время носиться со мной. Наверняка, встретил кого-то на испытаниях.

«И кто она? Когда ты меня с ней познакомишь? Как все произошло?»

Фир как-то смущенно улыбнулся.

– Да ты ее знаешь, Кьярусь, это Филона…

«Как Филона, ты же ее давно знаешь, и не любил раньше…»

– Да сам не понимаю, как так вышло, просто вдруг понял, что без нее не могу жить, люблю сильно. Ты спала, а она опять пришла… – начал рассказывать Фир, все с такой же идиотской улыбкой, а у меня все больше росло беспокойство. – Ну ты понимаешь, зачем она приходила раз за разом. Я решил развлечься, ты сама видела, какой я стал раздражительный последнее время, все-таки воздержание на меня плохо влияет, ну я ее впустил, мы поговорили. Я ей объяснил, дурак был, что на один раз всего, она согласилась, слава всем богам… ну, в общем, когда она ушла, я думал, думал, и вдруг понял, что не могу без нее, люблю ее. Она меня простила… Вот, в общем, и вся история… – продолжал он улыбаться.

Меня прошиб холодный пот. Его нельзя было ничем опоить, он сам мне говорил, что не восприимчив ко всяким ядам и зельям, тут что-то другое. Я присмотрелась, но этого же не может быть, а как же его солнечный камень, этого не может быть. На ауре Фира были хорошо видны следы ментального принуждения, они были хорошо замаскированы, но, тем не менее, видны, мне, которая за сон насмотрелась на эту его ауру и ее становление и рост, хорошо было заметно вмешательство. Неужели солнечный камень пропустил такое, или есть настолько сильный ментал у нас тут.

«Фир, скажи, а ты снимал камень…»

– Я знаю, о чем ты подумала, но такое невозможно, я ее люблю, Кьяра, действительно люблю. Да, я снимал камень ненадолго, пока она была в ванной, и надел, как только она вышла из комнаты. Камень бы отсек любое действие, если бы оно было. А он не отсек. Я ее люблю.

«Фир, но я вижу, она…»

– Я, конечно, думал, что ты будешь ревновать, но все-таки надеялся, что у тебя хватит совести за меня порадоваться. Не лезь в это, Кьяра, я тебе предупредил.

Он развернулся и начал уходить. Мои мысли лихорадочно метались. Что же придумать, чтобы он мне поверил, и тут я вспомнила, чему он поверил тогда в лесу. Клятва, он поверил магической клятве отца. Я развернулась к окну, где была заусеница в подоконнике, она была не настолько большая и острая, чтобы пораниться, но меня всегда удивляло ее наличие. Вот теперь и пригодилась. Я развернулась, и со все силы быстро провела ладошкой, было очень неприятно, кожу опалила тупая режущая боль в том месте, где я содрала кожу и выступила всего маленькая капелька крови. Всего капелька, но хватит.

– Фир, стой, я клянусь своей магией и жизнью, что не лгу тебе и никогда не солгу, – прохрипела я.

Он вздрогнул и остановился, не поворачиваясь, смотрел, как на его руке вспыхнул рисунок моей клятвы. Это был почти идентичный рисунок с тем, что появился у него на руке после клятвы моего отца. Только намного ярче и не синего цвета, а золотого и почему-то намного больше. Яркое золото раскинулось от кончиков пальцев эльфа и до запястья.

– Говори… – прошептал он, убитым голосом, не поворачиваясь.

Я даже не вспомнила о том, о чем сначала хотела умолчать, да и, вообще, что мне лучше молчать и стала говорить вслух, мне постоянно приходилось замолкать, отдыхать, голос срывался, но я продолжала рассказывать и рассказывать, переходя на мыслиречь и обратно.

– Твоя аура, Фир… она изменена, вот тут вот, я вижу скрытый серый цвет, хоть его и пытались замаскировать и скрыть, но он есть, понимаешь, есть.

– Ты не можешь настолько знать мою ауру, да и запомнить мою ауру очень сложно, нужны не десятилетия, а столетия. Так что ты не права, Кьяра, – с какой-то надеждой в голосе проговорил он.

– Прости… могу, Фир… – уже шепотом сказала я, голос почти полностью пропал опять, и сейчас я чувствовала, что даже если отдохну несколько минут, то он не появится, нужно теперь долгое лечение, – могу… у меня были эти столетия, я почти полностью считала тебя…