В 1951 году, молодым конгрессменом, Кеннеди сам посетил Индокитай и пришел к выводу, очевидному для большинства американских наблюдателей: чтобы остановить нашествие коммунистов на Юг, необходимо «настроить местное население против комми». Чтобы заставить действовать, «не руководствуясь и даже вопреки естественным национально-освободительным целям, одних идеологических заклинаний недостаточно». Ужасающий факт, однако, состоит в том, что за все время своего безрассудного присутствия во Вьетнаме американцы постоянно предсказывали конечный результат, но действовали вопреки собственным прогнозам.

К 1956 году Кеннеди обратился к традиционной риторике «холодной войны» и теперь меньше говорил о «сильном чувстве национального самосознания» и больше о принципе домино, представляя его в различных образах: так, Вьетнам был «краеугольным камнем свободного мира в Юго-Восточной Азии, замковым камнем арки, перемычкой плотины». К традиционному списку соседей, которые падут, «если красный поток коммунизма затопит Вьетнам», он добавил Индию и Японию. Такая риторика заставила президента сделать два фальшивых вывода: Вьетнам является «испытательным полигоном демократии в Азии» и «проверкой американской ответственности и решимости в Азии».

За две недели до того как Кеннеди вошел в Белый дом, советский лидер Никита Хрущев выдвинул самый решительный вызов того времени, заявив, что «национально-освободительные войны» должны стать движущей силой распространения коммунистической идеи. Он сказал, что эти «справедливые войны», где бы они ни велись, на Кубе, во Вьетнаме, в Алжире, получат полную поддержку со стороны Советского Союза. На это Кеннеди дал ответ в речи при вступлении в должность, с тревогой напомнив о необходимости защиты свободы «в момент, когда ей угрожает максимальная опасность».

К несчастью, первое испытание закончилось абсурдным и унизительным фиаско. Инициированная еще при Эйзенхауэре попытка освободить Кубу от коммунизма была предпринята в апреле 1961 года. Высадка в заливе Свиней являлась совместной акцией кубинских изгнанников и ЦРУ, осуществлялась с помощью совершенно недостаточных средств и отличалась чрезмерной самонадеянностью. Хотя ее план и не принадлежал администрации Кеннеди, но перед вступлением в должность президенту кратко изложили суть операции и получили его разрешение; последнее стало тем губительным импульсом, что создает условия, при которых легче идти до конца, чем отменить недальновидное решение. За этот провал несет ответственность именно Кеннеди. По своей недооценке противника это вторжение стало предвестием Вьетнама. Режим Кастро оказался хорошо организованным, сохранял бдительность и был готов к боевым действиям. Высадку быстро обнаружили и оказали ей самое решительное сопротивление, а ожидавшиеся восстания сочувствующей части населения были либо полностью подавлены, либо вообще не состоялись. На самом деле Кастро оказался более популярным среди своих соотечественников, чем изгнанники, которых поддерживали Соединенные Штаты. Впоследствии подобная ситуация повторилась во Вьетнаме. С восхитительной твердостью духа Кеннеди принял непростое решение отказаться от использования военно-воздушных сил и морской пехоты для спасения ситуации, что привело к гибели многих участников операции. В общем, впечатляющая неразбериха в первые два месяца правления новой администрации должна была заставить всех ее сотрудников проявлять непреклонную решимость и играть мускулами в соревновании с коммунизмом.

Не будучи ни либералом, ни консерватором, Кеннеди был сообразительным и весьма честолюбивым человеком, который убедительно, красноречиво и даже страстно выказывал свою приверженность множеству возвышенных принципов, но его действия не всегда отвечали этим принципам. В основные государственные ведомства и в Белый дом он набирал людей, отличавшихся живым умом, проявлявших способности и, по возможности, с такими же, как у него самого, трезвыми взглядами на политику. Преимущественно это были люди его возраста, то есть сорокалетние. Они не увлекались социальной философией, не были новаторами и идеалистами «Нового курса». В лагере Кеннеди идеалистов обычно называли «размазнями» или «сердобольными политиками». Эпоха «Нового курса» миновала; теперь в политическую жизнь ворвались такие понятия как мировая и «холодная» войны, а крайне правые продолжали громко выражать недовольство. От новых членов правительства требовались реализм, мудрость, прагматичность и жесткость, независимо от того, были они стипендиатами Родса, преподавателями Гарварда и Брукингса, людьми с Уолл-стрит, политиками или юристами. Жесткость выражалась в манере говорить, и, несмотря на разнообразие характеров и способностей тех, кто входил в группу Кеннеди, все они приняли эту манеру, словно были придворными какого-нибудь монарха или сотрудниками рабочей группы какого-то властного начальника, которому они обязаны своим назначением.

Одаренный выпускник Гарвардской школы бизнеса, специалист по системному анализу Роберт Макнамара во время Второй мировой войны служил в ВВС, а впоследствии сделал карьеру в компании «Форд моторе», весьма быстро став ее президентом. Он, как никто другой, соответствовал требованиям, предъявляемым к министру обороны. Педантичный и уверенный в себе, с гладко зачесанными назад волосами и в очках без оправы, Макнамара демонстрировал свои способности в области управления, которое он осуществлял посредством «статистического контроля». Он прибегал к этой тактике как на службе в ВВС, так и в компании «Форд». Все, чему можно дать количественную характеристику, входило в сферу его компетенции. Говорили, что Макнамара чистосердечен, как пророк Ветхого завета, но этот человек отличался безжалостностью тех, кому постоянно сопутствует успех. Таланты в сфере статистики не позволяли ему делать скидку на изменчивость поведения людей и не оставляли места для какой-либо непредсказуемости. Он полностью доверял техническим средствам поддержки. «Мы обладаем такой мощью, которая отбросит любое враждебное нам общество в каменный век», — как-то заявил Макнамара на одном из брифингов Пентагона. Именно этот дар высказываться с полной определенностью заставил сразу двух президентов США считать Макнамару «бесценным», и именно это качество сделало министра индикатором готовности к войне.

Не менее значительным был человек, которого прочили в противники министра обороны. Эддай Стивенсон в силу склонности к глубоким размышлениям считался этаким Гамлетом, нерешительным и непростительно «мягким». Хотя ему как претенденту на пост в Госдепартаменте отдавало предпочтение крыло партии во главе с Элеонорой Рузвельт, Стивенсона все же остерегались, и на должность назначили Дина Раска. Рассудительный, благоразумный и скрытный, Раск не принял стиля управления Кеннеди, но он обладал преимуществом опыта работы в Госдепартаменте и статусом действующего президента Фонда Рокфеллера и никогда не стал бы для президента такой проблемой, в какую мог бы превратиться Стивенсон. Будучи во время войны полковником Генштаба, отвечавшим за планирование военных действий на китайско-бирманско-индийском театре, он получил возможность извлечь уроки из американского опыта в Китае; правда, из этого опыта он главным образом усвоил ярко выраженную и непоколебимую неприязнь в отношении китайского коммунизма. Находясь на посту помощника госсекретаря по дальневосточным делам в тот период, когда в ходе Корейской войны Китай проявлял повышенную агрессивность, Раск твердо, но ошибочно предсказывал, что китайцы не вступят в войну, и впоследствии испытывал глубокое чувство вины за понесенные потери.