Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дженифер подошла и встала с ним рядом.
– О чем вы думаете?
– Интересно, что заставило меня сегодня прийти сюда?
– Я рада, что вы пришли, – сказала она ему. – В конце концов, мы же кузены и должны знать друг друга.
– Кузены, и не такие уж дальние, верно?
– Нет… не дальние.
Они стояли, глядя на мелководье, и вдруг заметили замершего на дне краба. Джон нагнулся, поднял осколок стекла и швырнул его вниз. Под их дружный смех краб пустился наутек.
– Дженифер, а я, кажется, помню вас ребенком.
– Помните?
– Да, я уверен, что вас иногда приводили к нам на ферму пить чай. Вы были такой робкой, застенчивой.
– Неужели? Я уверена, что тоже вас помню. Однажды я играла в поле с мальчиком по имени Джон. Он все время бежал впереди, и я не могла его догнать.
– Держу пари, это был я.
Он ударил ногой по фальшборту.
– Дженифер, почему вы переехали к Филиппу Кумбе?
– Трудно сказать. Возможно, это своего рода тонкая месть.
– Не знаю, о мести я как-то не думал.
– Вам и не надо о ней думать. Это касается только меня.
Глядя на ее серьезное лицо, Джон не мог сдержать улыбки.
– Вы убежали из дома, верно?
– Я убежала из Лондона. Мой дом – Плин.
– Вы очень его любите?
– Да.
– Я тоже.
Над гаванью парили чайки.
– Сколько вам лет, Дженифер?
– Девятнадцать.
– Вы выглядите моложе.
– Нет, не выгляжу.
Они немного помолчали, затем Джон снова заговорил.
– Вам бы не хотелось как-нибудь взглянуть на верфь? Разумеется, если у вас нет более интересных занятий. Возможно, вам это будет интересно.
Он говорил таким тоном, будто ему абсолютно все равно, придет она или нет.
– Да, мне бы очень хотелось.
– Только не приводите с собой дядю Филиппа.
– Вы полагаете, что мне это могло бы прийти в голову?
– Дженифер… послушайте. Если вам станет совсем невмоготу, если вам вдруг окончательно опротивеет его вид, вы обещаете прийти и сказать мне об этом?
– Хорошо, Джон, я приду. Вы имеете в виду, что если мне станет совсем тоскливо на душе или… то я могу в чем-то на вас рассчитывать?
– Нет, не в чем-то. Во всем. Всегда, в любое время.
– Вы очень любезны. – Дженифер свистнула и посмотрела на часы.
– Мне пора возвращаться.
Они молча пошли к тому месту, где висела веревочная лестница.
– Подвезти вас на лодке? – спросила Дженифер.
– Нет, я могу вернуться полями. Она спустилась в шлюпку.
– Подождите минуту, – остановил ее Джон. У него был такой суровый и холодный вид, что Дженифер даже испугалась слов, которые затем услышала: – Послушайте, а что если мы заведем такое правило – приходить сюда по воскресеньям и разговаривать?
Дженифер не сразу ответила. Он говорил таким тоном, словно сама эта мысль наводила на него скуку.
– Вы этого действительно хотите? – спросила она – Разумеется. – Теперь он улыбался.
– Решено?
– Решено.
– До встречи, Дженифер.
– До встречи, Джон.
Теперь, когда Дженифер стала компаньонкой своего дяди, ей не имело смысла сидеть за машинкой в конторе. В деньгах она не нуждалась. Того, что Филипп выделял на ведение хозяйства, было более чем достаточно. Расточительностью Дженифер не отличалась, но, видя с какой болью дядя расстается с каждым шиллингом, она удвоила траты, поскольку знала, что он не посмеет ей отказать. Он твердо уверовал, что внучатая племянница ограждает его от мучительных страхов, что, пока она рядом, Джанет и Джозеф до него не доберутся. Он цеплялся за нее из страха за себя.
Он смотрел, как она тратит его деньги, и молчал. Дженифер знала, что расставание с каждым пенсом, которые она разбрасывала с такой расточительностью, доставляло ему нестерпимые муки, и, памятуя о своем отце, продолжала это делать азартно, весело, свободно.
То была та самая тонкая месть, о которой она говорила Джону.
Когда дом на Мэрайн-террас был заново окрашен, отделан и меблирован с подвала до чердака, она обратила свои заботы на Плин. Приход, госпиталь, бедняки – все это требовало ее внимания под официальным патронажем дяди, и, когда был разработан план сбора средств на приобретение большого участка мыса с передачей его в общественное пользование, Филипп Кумбе возглавил список жертвователей.
Все это время Филипп Кумбе наблюдал, как мало-помалу тает богатство, которое он берег для себя лично, наблюдал, как эта девушка с глазами Джозефа и повадками Джанет делает, что хочет, тратит сколько хочет. И он ненавидел ее.
Дженифер видела выражение его узких, провалившихся глаз, видела его морщинистые руки, вцепившиеся в подлокотники кресла, видела его тонкие лиловые губы и, понимая, какой ужас она ему внушает, в душе улыбалась и думала совсем о другом. У нее не было причин для беспокойства, время текло для нее мирно и приятно. Она написала матери о том, что происходит в Плине, о том, что живет она у дяди Филиппа, о том, как хороша жизнь, когда ты свободна, о своей дружбе с Джоном. Ответ был таким, какого следовало ожидать от Берты, – не холодным, но и не слишком теплым: она удивлена, что Дженифер так сошлась с врагом своего отца, но рада, что ей хорошо в его доме, ведь, в конце концов, он всегда был джентльменом, чего Дженифер с ее воспитанием и образованием, естественно, не может не оценить. Летом Плин, конечно, очарователен, но с приближением зимы она, без сомнения, найдет его совсем другим, хотя, возможно, как племянницу Филиппа Кумбе ее будут приглашать на вечеринки и обеды, чего она, Берта, была лишена, ведь бедный папа не занимал никакого положения в обществе. Тем временем они с Фрэнсисом после восхитительных трех недель, проведенных в Вентноре, вновь благополучно устроились в доме номер семь, и она уверена, что в будущем жизнь вознаградит ее за все лишения, которые она претерпела за время вдовства и даже за предыдущие годы. Наконец-то есть тот, кто се действительно понимает, и, хотя она всегда будет тепло вспоминать бедного папу, только теперь ей открылось, что такое настоящая любовь, Фрэнсис для нее – все, как и она для Фрэнсиса.
А Дженифер должна смотреть на Фрэнсиса как на истинного друга и советчика; если она вернется в Лондон, то встретит самый радушный прием у них обоих.
В приписке Берта добавила, что бедная бабушка нездорова и что хотя она не простила Дженифер, но все-таки потребовала, чтобы ей прочли ее письмо. Услышав про кузена Джона, она очень встревожилась и пожелала узнать, чем занималась с ним Дженифер воскресным днем на старой развалине в нескольких милях от посторонних глаз. Все это ей очень не понравилось. Никогда не знаешь, какие фантазии могут прийти в голову горячему молодому человеку.