Сергей аккуратно завернул каждую салатницу, сложил в сумку и привычно повесил ее на плечо.

— Сохраню… На память.

Да, память будет долгой. Такое не забудешь: не выкинешь из головы эти сумрачные стены, бесконечные мучительные дни, бессонные ночи, серое небо, перечеркнутое толстыми прутьями решеток. А разве сможет он когда-нибудь забыть удивленные неподвижные глаза Кати и такую крохотную, незаметную роковую дырочку под лопаткой…

— Ну все, Серега!

Геннадий протянул руки и заключил его в объятия.

Сергей на мгновение прижался к плечу этого странного типа, этого гнусного предателя, чинуши, казенного тупицы… Все-то мы знаем. На самом же деле — отчаянного, отважного мужика, которого с чистым сердцем можно назвать проверенным, надежным другом.

Дежурный с удивлением смотрел на это братание бывшего арестанта со своим следователем.

Они отстранились друг от друга, собираясь покинуть комнату дежурного.

— Вы тоже идете, товарищ следователь? — спросил Сергей.

— Нет, товарищ Грачев, у меня еще здесь дела. Я должен провести допрос гражданина Варламова.

— Желаю вам удачи, товарищ следователь.

Молодец Генка! Уже успел водворить эту суку на положенное ему место.

— Кстати, не торопитесь домой, товарищ Грачев. Вас ждут на выходе.

— Фамилия, имя, отчество, год рождения…

— Вы же знаете.

— Отвечайте на вопрос.

— Варламов Юрий Андреевич.

Он скорчился на стуле, свесив между коленей соединенные наручниками руки. За несколько часов, проведенных в тесной вонючей камере, Юрий разом потерял свой лоск.

Глаза беспокойно бегали, рубашка выбилась из брюк, легкая щетина выступила на щеках — он уже не был похож на лощеного, самоуверенного красавца.

Геннадий вел допрос с каменным лицом.

— Гражданин Варламов, вы обвиняетесь в организации ограбления пункта обмена валюты и убийства охранника пункта Первухина Александра Павловича и кассирши Семеновой Екатерины Петровны, а также… — он сделал паузу и добавил: — В убийстве ваших сообщников Куракина Анатолия Степановича и Шестопалова Бориса Львовича, известного в криминальных кругах под кличкой Негатив.

При этих словах Варламов вздрогнул, вскинул на него удивленные, расширенные от животного страха глаза.

— Я не убивал… — едва вымолвил он сухими губами.

— Советую не вилять, а сделать чистосердечное признание, — бесстрастно сказал Дементьев. — Тем более что улик против вас более чем достаточно.

Еще бы! Он со скрупулезной дотошностью документировал и фиксировал каждое слово Лины, ныне главной свидетельницы обвинения. У него в руках собственноручно начерченный Варламовым план, показания Ванечки и Сергея. Результаты баллистической экспертизы. А впереди еще опознание Варламова работниками мебельного салона.

Конечно, в ту ночь Геннадий взял грех на душу. Законнику нельзя переступать букву Закона. Но в этом случае один Бог ему судья.

— Ой, смотри, дядь Сереж, ура! — мальчик водил пальцем над верхней губой Сергея, где торчала подросшая щетинка. — Ты опять немножко в таракана превращаешься.

— Угу, — кивнул Грачев. — Решил снова отращивать. Лина считает, что мне с усами лучше.

Лина улыбнулась:

— Конечно, лучше. С ними ты мне сразу понравился: лежит в разбитой машине, мычит, кровища хлещет, а усы — топорщатся. Класс! А безусого я, может, и вытаскивать бы не стала. Права я, Иван, или нет?

— Права, права! — запрыгал мальчуган. — Мама тоже так считает. Когда она вернется, моя мамочка?

Сергей и Лина переглянулись: ребенок ничего не знает до сих пор. Он продолжает ждать. Кто из них сможет сказать ему, что мама никогда не вернется?

С входной двери Катиной квартиры уже была снята пломба. Сергей и Лина занимались уборкой.

Удивительно, как быстро дом в отсутствие хозяйки приобретает нежилой вид. Откуда он взялся, этот густой слой пыли, если все форточки были наглухо закрыты?

— Давай-ка, Иван, перетрем хрусталь, — предложила Лина. — Сможешь, не разобьешь?

Опять Ванин вопрос остался без ответа. Они умело переключали его детское внимание на другое.

Мальчик с опаской приблизился к застекленной полке:

— Мама не разрешает мне туда лазить.

Опять он о маме.

— Понимаешь, Рыжий, — осторожно начала Лина. — Многое изменилось. Ты теперь стал большим и можешь…

— Могу, могу, не разобью! — радостно перебил Ванечка, не дав ей произнести роковые слова.

И решимость опять покинула Лину.

— А это что за посудина? Такой не было, — удивился мальчик.

— Это называется «менажница», — сказал Сергей. — Видишь, она разделена перегородками. Можно в одно отделение положить виноград, а в другое — мандарины, а вот сюда…

— Ананасы, — подсказал Ваня.

Ананасы… Плантация в кухне на окне. Уничтожить ее, что ли? Ведь появилась эта рассада благодаря подонку Варламову, память о котором надо бы вытравить начисто.

Но ведь Катя любила эти растения. И Юрия любила. И умерла в любви и надежде, так и не узнав, кто ее настоящий убийца. Она так хотела, чтобы к Ванечкиной свадьбе ананасы начали плодоносить.

— Кстати об ананасах, — строго сказал Сергей. — Их сначала вырастить надо. Ты не забыл подлить воды в банки?

Они подливали воду, перетирали хрусталь, пылесосили пол и прибитый к стене ковер. Но что бы ни делали, разговор все время вертелся вокруг одной и той же темы: Катя.

— Я так больше не могу! — взорвался наконец Сергей. — Больше тянуть нельзя. Пора!

Он выключил пылесос.

— Сядь, Иван. Мы должны поговорить. По-взрослому, как мужчина с мужчиной.

Ванечка сел, серьезный и немного испуганный.

И тут в дверь позвонили.

— Семенов Иван Кириллович здесь прописан?

В дверях стояли трое: две женщины средних лет и высокий худой милиционер.

Лина обернулась к Ванечке:

— Ты Кириллович, что ли?

Тот дернул плечиками: в доме никогда не упоминалось его отчество. Сергей выступил вперед:

— А в чем дело? — До сих пор милицейская форма вызывала у него легкий озноб.

Ему ответили вопросом на вопрос:

— А вы кто будете?

— Сначала вы представьтесь. По какому вопросу?

Милиционер протянул удостоверение:

— Инспектор по делам несовершеннолетних четырнадцатого отделения.