Я держу в руках старинную книгу «Список русских военных судов», составленный блистательным морским историографом Феодосием Веселаго[31]. Книги его по истории русского флота я читаю как романы, право слово.

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины»[32]— это об «Илиаде», об ахейских мужах, плывущих на троянскую брань. Наш список кораблей сух и лаконичен: имя, вооружение, параметры в футах и дюймах, даты — начало постройки и спуск на воду, место постройки и, разумеется, смерть.

«… сей длинный выводок, сей поезд журавлиный…» Суда самые разные, от разнообразия их захватывает дух: корабли, фрегаты, шнявы и шлюпы, брики и бригантины, а также люгера, флейты, иолы, гальоты, яхты, галсы — всего не перечислишь.

Особо выделены суда, связанные с именем Петра Михайлова, одни он строил, на других плавал. Под этим псевдонимом скрывался царь наш Петр I. Линейный корабль «Полтава» был сработан Петром Михайловым, а потом плавал под его флагом. Шнява «Мункер», спущенная на воду на Олонецкой верфи в 1704 году, также построена Петром вместе с мастером Иваном Немцовым. Отслужив свой недолгий век, «Мункер» сохранялся в Кронштадтской гавани для памяти и был разломан только в 1732 году.

Почетное место в «Списке» занимает линейный корабль «Ингерманланд», построил его в 1715 году мастер Козенц, но проект и чертежи разработаны Петром I. Имя кораблю дано по названию древней Ижорской земли. Это был один из лучших кораблей своего времени. У «Ингерманланда» была великолепная парусная оснастка, на его фок- и грот-мачтах впервые у нас появились брамсели, паруса третьего яруса. Длительное время корабль оставался флагманским кораблем Балтийского флота, он участвовал во всех морских кампаниях, а в 1716 году под штандартом государя командовал соединенным англо-голландско-датско-русским флотом в войне со Швецией. «Ингерманланд», также было назначено хранить для памяти. Находясь на вечной стоянке в Кронштадтской гавани, он затонул во время сильного наводнения.

В «Списке» Веселаго таких подробностей, естественно, нет. У перечня судов другое назначение, они должны быть названы. Имена их и пленили меня больше всего. Скажем, «Ягудиил», построен в Архангельске, через семь лет продан в Амстердаме. Есть корабль[33]с очень длинным названием «Святой Клемент папа Римский», он нес на борту 80 орудий, построен в Петербурге мастером Качаловым. Через два года после спуска на воду в 1758 году «Святой Клемент» стал в док на тимберовку[34], потом плавал еще двадцать лет и только после этого был разломан в Кронштадте.

Жили когда-то шнявы «Роза», «Принцесса» и «Фаворитка». «Принцесса» разбилась в 1716 году в Балтийском море у острова Рема, а «Фаворитка» погибла в Финском заливе в 1741 году, налетев в тумане на камни. Фрегат «Гремящий», линейный корабль «Благолепие», несколько «Св. Николаев», «Св. Исаакий» — много! И еще целый выводок галер и полугалер, так называемых «скампавей»[35]. Вот где праздник имен!

Очень много галер сработано мастером Аланчени-новым, они на 16 банок, длину имеют 126 футов, ширину 18. Здесь есть «Треска», «Спесивая», «Добычливая», «Удалая», «Легкая». Галеру «Турухтан», сделал мастер Борисов, она с пометой «конная» — на 16 банок, несет десять орудий. Борисов построил еще галеры «Галку», «Снегиря», «Могилев», «Орту», «Полоцк». Галера «Счастливая» — частое название в «Списке» — мастера Кучковского, разбилась в Вина-де, жила семь лет. Галера «Быстрая» жила одиннадцать лет, была разломана в Фридрихсгаме в 1761 году. И это, оказывается, хороший возраст!

Почему они так мало живут, эти дивные творения рук человеческих? Конечно, они гибнут в морских баталиях, в бурях, садятся на мели, разбиваются в тумане о скалы. Но гораздо больше погибло их на стоянке в кронштадтской гавани, воистину это кладбище кораблей. Скупая запись «разломан» — самая частая. Они просто сгнили.

Огромное количество судов унесли пожары. Два наиболее значительных случилось от молнии в галерной гавани в Кронштадте 11 июля 1771 года и 25 мая 1796 года. Адмиралу Корсаку тогда было семьдесят один, он видел этот пожар.

Может, это только написано — от молнии? Гроза — это как кара Божья, никто не виноват… или все. Но на Руси пожары чаще случались не от молний, а от беспечности, как говорится — «от копеечной свечки».

Жутко представить, как горели они, плотно прижавшись бортами друг к другу, все эти «Снегири», «Галки», «Черепахи», «Чечетки», а также «Легкая» и «Спесивая», «Друг», «Умная», «Злая», «Волга» и «Двина» — всего около шестидесяти. Полыхал адский огонь, гудело пламя. Пожар было видно в Петергофе, Ораниенбауме и в самом Петербурге.

Одно утешает, эти галеры все равно разломали бы на дрова, а дрова нас дарят теплом. Все мы умираем и переходим в другое качество… Но теплеет на сердце, когда я представляю легкую яхту «Наталью», что прыгает по балтийским волнам, ее привезли из Голландии в 1719 году. Лоцсуда «Нептун» и «Тритон» несут на своих бортах гардемаринов — учеников Морской Академии. Надуваются паруса у шняв «Диана» и «Лизет», что поспешают по каким-то серьезным военным делам. Вечная вам память, русские парусные корабли!

Однако revenons a nos moutons — вернемся к нашим баранам, то есть петиметрам и вертопрашкам, кавалерам и фрейлинам, шпионским играм и интригам.

В отличие от барона Блюма «племянницу леди Н.» очень ценили в секретной канцелярии Берлина. Сообщение об отравлении императрицы, пущенное предусмотрительным Блюмом по двум каналам — один через Брадобрея в Кенигсберг, другой через английское посольство — сыграло свою роль. Нельзя сказать, что сообщению поверили в полной мере, тем более что Елизавета пока не умерла. Не стали также обвинять Анну Фросс в дезинформации. Но для себя как бы решили, что была сделана попытка отравления русской императрицы, что уже хорошо. Главное, чтоб не попались! Памятуя о высоком положении, которое удалось занять Анне, ей давали теперь поручения другого сорта. В ее задачу входило сообщать в Берлин дворцовые сплетни, касаемые опять-таки здоровья императрицы, настроения наследника, его супруги и того, что удалось услышать из приватных разговоров окружения Екатерины. Интересовались в Берлине также, как идет дело арестованного Бестужева. Особое место занимали вопросы, касаемые опальной Брауншвейгской фамилии, что обреталась в Холмогорах, кроме, естественно, Ивана, тот уже был переведен в Шлиссельбург.