– Видишь ли, мне еще нужно кое-что уточнить. Я пока неуверен, как мне следует поступить в данном случае.

– Отправь его сюда. Джиан Мария приехал в Ирак, чтобы помогать иракцам. Зачем ему было сообщать, что он – священник? Впрочем, он ведь не пытался этого скрывать. Просто никто из нас его об этом не спрашивал.

– Как ты считаешь, Ватикан мог заинтересоваться «Глиняной Библией»? – спросил Ахмед.

– Ватикан? Пожалуйста, выкинь из головы подобные фантазии! Ватикан не стал бы посылать священника, чтобы следить за на миг – Пико снова расхохотался. – И как тебе в голову пришла такая ерунда? Ты ведь умный человек! Тебя что, и в самом деле удивляет, что на белом свете есть порядочные люди, которые хотят облегчить чужие страдания?

– Но почему бы ему не сообщить, что он священник?

– Повторяю: он вовсе не пытался этого скрывать. Об этом, по-видимому, можно узнать из его документов, а в Ираке в любом случае следят за всеми и каждым. – Снова засмеявшись, Пико спросил: – Кстати, а сколько соглядатаев находится здесь под видом рабочих?

– Тебе следует быть более осмотрительным, – уклончиво ответил Ахмед, опасавшийся, что этот разговор может иметь неприятные последствия, потому что его наверняка записывали на магнитофон сотрудники иракской секретной службы – Мухабарат.

– Ну, тебе видней. Подожди, я передам телефон Кларе.

– Лично я не возражаю против того, чтобы этот человек к нам приехал, – заявила Клара мужу. – Неужели плохо то, что он – священник? Тут вокруг меня полно христиан. По-твоему, мы должны обо всех них наводить справки? Кроме того, насколько мне известно, в нашей стране есть христианские священники…

– Мы будем по тебе скучать…

Hyp, похоже, искренне сожалела о том, что Джиан Мария уезжает. Он еще два дня назад сказал ей, что отправляется в Сафран, где будет некоторое время помогать своим друзьям, которые занимаются там археологическими раскопками.

Файсал даже скривился, когда услышал об этом. По его липу было видно, что он считает настоящим безобразием тот факт, что какие-то там иностранцы ищут в его стране сокровища в то время, когда местные жители умирают из-за недостатка продовольствия и медикаментов. Этот немой упрек больно задел Джиана Марию, который, чувствуя, с каким разочарованием смотрит на него Файсал, так и не смог найти каких-либо доводов в свое оправдание.

Джиан Мария уложил в маленький черный чемоданчик свои вещи и стал прощаться с Hyp и Файсалом. Близняшки сидели в гостиной, ожидая, когда мать отведет их в школу после того, как отнесет маленького Хади в дом своей свекрови.

Расставание с приютившим его семейством далось Джиану Марии нелегко. Он с уважением относился к членам этой семьи, которые день за днем достойно боролись за выживание в стране, доведенной диктаторским режимом до нищеты.

Файсал и Hyp, насколько было известно Джиану Марии, не участвовали в каких-либо организациях, борющихся с режимом Саддама Хусейна, однако их недовольство диктатором было очевидным – это следовало из разговоров с друзьям приходившими в их дом.

Джиану Марии рассказали, что некоторых людей забрали неизвестные – кого из дома, кого с места работы. Никто не сомневался, что к этому причастна Мухабарат или еще какая-то секретная служба Саддама.

Некоторые семьи обнищали, потому что, когда кто-нибудь пытался хоть что-то узнать о своих пропавших сыновьях, мужьях, отцах, чиновники говорили, что за большие деньги смогут навести справки об их пропавших родственниках и даже добиться чтобы с ними лучше обращались в тех тюрьмах, в которых они находились. Эти семьи продавали свое имущество и передавали вырученные деньги коррумпированным чиновникам, а те, конечно же, не выполняли своих обещаний.

Иракцы ненавидели Саддама, но многие из них негативно относились и к американцам. Им было непонятно, почему войска Соединенных Штатов и их союзников не вошли в Багдад во время последней войны в Персидском заливе. Казалось, что американцев вполне устраивала политика блокады Ирака, от которой в действительности страдал лишь простой иракский люд, потому что во дворцах Саддама по-прежнему ни в чем не испытывали недостатка.

Живя в семье Hyp и Файсала, Джиан Мария проникся проблемами Ирака, понял, что ощущают жители этой страны: голод, страх и безысходность.

Джиан Мария знал, что будет скучать по этим людям. А еще будет скучать по Алие – но никак не по Луиджи Баретти. Руководитель местного отделения организации «Помощь детям» останется в памяти Джиана Марии как человек, которого сделала черствым окружавшая его действительность. Он старался помочь нуждающимся продуктами питания и медикаментами, но был неспособен поделиться душевным теплом с теми, кто обращался к нему за помощью.

Ахмед Хусейни ждал Джиана Марию у входа в дом, где жил Файсал, чтобы ехать на аэродром, откуда они оба должны были лететь на вертолете в Сафран.

Джиан Мария представил Ахмеда своим друзьям, но те поприветствовали его довольно холодно: им не хотелось обедать с человеком, близким к кругам, поддерживающим режим Саддама Хусейна.

– Я рад, что вы тоже туда летите, – сказал Ахмеду Джиан Мария, когда они были уже в вертолете.

– Хочу посмотреть, как там у них обстоят дела.

Из-за невыносимого шума вертолетных винтов разговаривать во время полета было просто невозможно, и каждый из них погрузился в свои мысли.

Ахмед думал о том, что было бы хорошо, если бы он не ошибся относительно этого священника. Проведя тщательное расследование, он пришел к выводу, что этот человек абсолютно безопасен.

Клара, не сдержавшись, бросилась к выходившему из вертолета Ахмеду. Она по нему скучала, и намного сильнее, чем ей хотелось бы.

Они обнялись, хотя и не очень крепко, потому что оба понимали, что им предстоит развод и что обратного пути нет.

Со стороны за ними наблюдала Фатима, мысленно молившаяся, чтобы Ахмед изменил свое решение расстаться с Кларой.

Ив Пико был рад приезду Ахмеда. Он симпатизировал этому иракцу, и, наверное, именно по этой причине не стал ухаживать за Кларой, которая очень нравилась ему. В этом он не мог признаться даже Фабиану, хотя тот с ехидством подшучивал над Ивом, заявляя, что о его страсти к Кларе уже давно всем известно.

Однако кодекс чести, который Пико определил для себя и которого придерживался, запрещал ему волочиться за женой друга, и хотя Ахмед, в общем-то, не был ему другом, Ив испытывал к нему симпатию и поэтому с большим уважением относился и к Ахмеду, и к его жене.

Увидев Джиана Марию, Ив дружески похлопал его по спине.

– Ну и как, по-вашему, мы должны к вам обращаться? «Отец»? Или «брат»?

– Пожалуйста, зовите меня Джиан Мария.

– Вот и прекрасно. Если быть откровенным, вы с самого начала показались мне немного странным, однако я не моги предположить, что вы священник. Вы очень молоды.

– Не очень. Через несколько дней мне исполнится тридцать шесть лет.