— А! — словно поняв что-то очень важное, вскрикнул старик, вскидывая кверху острый подбородок.

Затем, словно позабыв про монаха, он поднес приставку к лицу и принялся расхаживать с ней между диванами; кисти его халата раскачивались в такт шагам. В тишине был слышен только шум дождя за окном, шарканье ночных туфель о ковер и писк приставки.

Не зная, что предпринять, Ли-Вань смотрел на старика. В этот момент в дверь постучали.

— Войдите! — радостно вскрикнул старик.

Дверь открылась. Вместо Дипака с Самуэлем на пороге стоял невысокого роста плотный человек с огромной плешивой готовой, могучим лбом и добрыми, слегка слезящимися глазами. Похож человек был на английского бульдога, одетого в красную ливрею, — под ней сиял белый жилет и манишка с белой же бабочкой. Увидев в комнате разгуливающего с приставкой старика, человек со слезящимися глазами не удивился — лицо его приняло печальное и серьезное выражение.

— Доброе утро, сэр, — сказал он, — я сбился с ног, разыскивая вас. Где вы пропадали всю ночь?

— У марсиан, — коротко ответил старик, не отрываясь от приставки.

В смежной комнате послышалось шуршание; из-за приоткрытой двери показались две растрепанные девичьи головы.

— Доброе утро, мисс, — человек, похожий на бульдога повернулся к Гене с Катариной и поклонился им большой головой, — доброе утро, сэр, — поклонился он и Ли-Ваню.

— Это барон Фон Рихтхофен, дедушка Самуэля, — он почтительно кивнул в сторону старика в халате, — а я мажордом Рэйвенстоуна — Айвор Спенсер. Барон с Самуэлем большие друзья. Иногда барон заходит в его кабинет без спроса.

Он улыбнулся, от чего его большое доброе лицо покрылось складками:

— Сэр Пол послал узнать, не желаете ли вы позавтракать'' Я мог бы сервировать в кабинете.

— О, это было бы очень мило, — обрадовались девушки из-за двери, — передайте сэру Полу большое спасибо.

— На скольких человек прикажете приготовить?

— Пока на пятерых, и если можно, побольше кофе.

— Безусловно.

Спенсер повернулся к по-прежнему блуждающему по комнате старику.

— Сэр, не желаете ли, чтобы я проводил вас в вашу комнату?

— Спенсер, старина, а я, по-твоему, где? — подняв лицо от игры, старик выставил вперед острый подбородок и торжествующе улыбнулся.

— Вы в комнате мистера Сандерсона младшего, — серьезно, словно указывая на факт, который всякий может легко упустить, ответил Спенсер.

— Ай-яй-яй! — старик взялся за подбородок рукой и, как будто приходя в себя, засмеялся веселым дребезжащим смехом. Потом затянул на себе потуже пояс с кистями: — То-то я не возьму в толк, — две красотки в спальне… Когда это было последний раз? А впрочем… Ну что ж, ведите меня, мой друг, обратно в мою келью.

Мажордом почтительно поклонился ему большим лбом, посторонился, чтобы пропустить к двери. Барон бодро, по-деревянному вышел. Спенсер поклонился девушкам, затем Ли-Ваню и спиной ступил за порог. Двумя руками он прикрыл за собой двери.

Катарина с Геней прыснули.

— Чудные эти англичане, — сказал, позевывая, только проснувшийся Батхед.

— Чудные — не то слово! — заголосил с соседнего дивана, еще не открыв глаз, Звеллингер. Рыжие его волосы от сна стали клоками, шейный платок съехал под воротник. Председатель опустил руку на ковер и пошарил по нему в поисках очков.

— Я помню…

Звонок мобильного телефона прервал готовое обрушится на окружающих откровение.

— Да, да, — забормотал Звеллингер, поднеся трубку к уху. Он расплылся в улыбке и почесал спутавшуюся бороду.

— Прекрасно, ждем.

Отложив телефон, он скрипнул диваном, повернулся на бок, и вытянув мощные, покрытые рыжей щетиной руки, зевнул:

— Хорошие новости для тех, кто верит в чудеса. Дипак с Самуэлем забрали в банке перевод и через час будут здесь.

А может быть, они вообще никогда не едят?

Геня кивнула на закрытую дверь спальни, намазала маслом тонкий ломтик хлеба и положила сверху квадратик сыра.

— Питаются энергией космоса, — с набитым ртом сказал Батхед. Сейчас, когда подтрунивали над другим, он чувствовал себя увереннее.

Тарелки с омлетами, блюдца с ветчиной и сыром, розетки с джемом и икрой, плетеные хлебницы, фрукты, серебряные горшочки с фасолью в томатном соусе и блестящие жиром английские сосиски — все это, к тому же украшенное двумя розами в узких серебряных палочках-вазах, располагалось посреди кабинета, сервированное на белоснежных скатертях на двух подносах. В Рэйвенстоуне в дорогой посуде подавали традиционный английский завтрак.

За импровизированным столом их было четверо — монах не присел с ними; отщипнув кисточку винограда и ничего не сказав, он ушел в спальню.

— Молится он там, что ли? — насмешливо спросила Катарина, сама не зная того что была права.

В соседней спальне, медленно ступая по ковру, Ли-Вань делал несколько шагов вперед, доходил до холодного камина с висящим над ним зеркалом причудливой волнистой формы, останавливался, разворачивался, закрывал глаза, потом делал несколько шагов назад. Он не замечал ни этого зеркала, опутанного кованым золоченным плетеньем; ни огромную кровать под красным балдахином с тяжелыми изьеденными молью кистями; ни стоящий в углу великолепный красного дерева вилтоновский шкаф скрипку…

Помогите.

Он представил себе статуи Преславного в пещере Священного Грота и мысленно лег перед ними на холодный, влажный пол. Холод от камней проник сквозь материю в грудь, в живот. Он представил себя камнем, статуей Будды. Он ворошил мозги, словно потухшие угли; он пытался отыскать в них хоть одну искру подсказки.

Что бы ни случилось с Вратами, они открыты и останутся открытыми — построен алгоритм или нет. Сейчас мироздание следует волнам избранных, и эти волны творят в мире хаос. Чтобы исправить положение, нужно ввести во Врата правильный ключ — тогда Врата построят для каждого избранного Алгоритм счастья — именно он и будет, как понимал теперь Ли-Вань, рукой Яхи, которая поведет семерых, а за ними все человечество сквозь тьму к свету, последней открытой людям дорогой счастья.

Ощущения грядущей катастрофы, однако, было настолько явным, что вызывало чувство тошноты. Он взялся за виски руками, развернулся и медленно пошел по спальне, — в этот раз мимо кровати от двери к окну, по-прежнему не открывая глаз. Красные круги под закрытыми веками превращались в желтые, потом в оранжевые, потом в золотые…

Помогите…

Вдруг напряжение ушло. Холодные черные угли в голове стали прозрачными и голубыми, словно кристаллы. Он увидел перед собой бесстрастное лицо статуи Будды из Священного Грота, услышал мерный шум волн, бьющихся о берег.