И пришлось ему, несчастному, для усмирения бушующей стихии вновь пускать в ход серые булыжники и расплачиваться по полной программе.

– Тебе что говорили умные существа? А ты что? – возмущалась диса.

– А я нечаянно. Все же обошлось?

– Хельги, обещай мне, пожалуйста. Больше так никогда не делать.

Ну Хельги и пообещал.

– Если в городе заседают маги Коллегии, мы спокойно можем туда войти, – говорил Орвуд, разглядывая серую каменную кладку стены и многозначительно косясь на Хельги.

– Насчет Коллегии это только наше предположение, – напомнил Хельги. – Не даете мне выяснить, а я в четвертый раз наверняка не промахнулся бы…

– Ты обещал!

Так и пришлось людям идти в столицу втроем. Воспользоваться воротами не рискнули, отошли подальше, и Хельги благополучно, с минимальными последствиями для здоровья, запустил их внутрь сквозь стену.

– Держитесь подальше от кабаков! – напутствовала Энка ехидно.

Шаг – и люди очутились на грязной окраинной улице. Остановились, озираясь.

– Куда дальше? – спросил Рагнар.

Эдуард понятия не имел куда. В бытность свою принцем он никогда не заглядывал в подобные трущобы. Пришлось спрашивать дорогу у прохожих. Те отвечали неохотно, с подозрением косились на оркоподобного Рагнара. Наконец им удалось выбраться из хитросплетения улочек, переулков и тупиков, населенных ольдонским сбродом, на нормальную улицу, и Эдуард смог слегка сориентироваться в пространстве родного города. Чем ближе к центру, тем увереннее вел он своих спутников, пока они не добрались до площади перед дворцом.

В мирное время это было веселое и шумное место. Тут постоянно толпился народ в ожидании королевского выезда. Нет, не потому что ольдонский монарх пользовался нежной любовью своих подданных. Просто он имел привычку швырять в толпу пригоршни монет. Ему нравилось смотреть на людскую свалку.

Сейчас площадь была почти пуста, хотя близился полдень – самое время выезда на войсковой смотр. И действительно, тяжелые ворота распахнулись. Королевский кортеж торжественно зацокал копытами по брусчатке. Сам монарх восседал на белой в яблоках кобыле Кобыле (ее так и звали – Кобыла, король Филипп считал такое имечко оригинальным). Свита и охрана скакали на лошадях гнедых и буланых соответственно. Рагнар плюнул: лошади были так себе, средней паршивости. В Оттоне на подобных ездили слуги и оруженосцы. Верно говорят в рыцарской среде – чем дальше к северу, тем хуже кони.

Ильзу кони не занимали, она таращилась на дам в открытых каретах. Какие у них платья! Какие меха! А уж капоры-то! Настоящие дворцы из бархата, меха и драгоценностей! Чудо, что нежные шейки дам не сгибаются под тяжестью головных уборов.

В общем, зазевались они и не успели задержать принца. С воплями «Отец! Отец!» ринулся тот наперерез кортежу.

– Прочь!

В воздухе свистнул хлыст. Багровая полоса рассекла левую щеку принца, удар швырнул его на камни мостовой.

– Убрать попрошайку! – велел король брезгливо. Кортеж скрылся за углом.

Назад шли молча. А что было говорить?

На условный свист из стены высунул голову Хельги:

– Что-то вы быстро… Ой! Кто тебя так?!

– Он меня не узнал! Не узнал! – Эдуард захлебывался отчаянием.

– Он даже не посмотрел, – мрачно рассказывала Ильза. – Саданул хлыстом, и все.

– Ну и нечего рыдать, – заявил Хельги бессердечно. – Тебе ясно было сказано: найти знакомого, чтобы провел во дворец, а не кидаться папаше под копыта. Сам виноват.

– Фу, Хельги, как тебе не совестно! – осудила Энка. – Он целый год отца не видел, не сдержался, бедняжка! Со всяким может случиться.

– Не со всяким. Лично я отца в жизни не видел и еще столько же не желал бы. И вообще, на вас не угодишь. Пристаете, чего я его не воспитываю, а начинаю воспитывать – опять плохо!

Гном противно усмехнулся:

– Тоже воспитатель! Тебя самого еще воспитывать и воспитывать! И то надежды на успех мало.

– Демоны на смертных не обижаются, – с достоинством парировал Хельги.

В итоге людей вновь погнали в город на поиски знакомого, хотя насмерть разобиженный принц утратил всякое желание общаться с родителем.

– Ты должен узнать, что творится во дворце. Вперед и с песнью! – распорядился злой наставник.

Совершенно подавленный жестокостью мира, Эдуард и его спутники побрели назад, к дворцу.

А Хельги неожиданно занялся тем, что Энка называла «строить из себя нежную фею»: он стал жаловаться, что замерз, есть хочет… и вообще – все плохо, а этот мир не стоит того, чтобы его спасали. Но предаваться черной меланхолии ему пришлось недолго, сильфида даже разозлиться не успела. Эльф выбрался из сарая, служившего им временным убежищем, на свежий воздух – у эльфов, при всей их возвышенности и утонченности, тоже регулярно возникает потребность выйти, а вернулся с ошеломляющей новостью: с юга, по Ульпской дороге к Ольдону приближается войско.

Встревоженные нелюди высыпали посмотреть, и сердце дисы упало, как только она увидела бурый боевой клин.

– Ох, Силы Стихий! – заметалась она. – Ох, что же мне делать? Меня непременно убьют!

– Почему?! Кто?! – не на шутку всполошились эльф и гном.

– Как – кто? Моя мать, разумеется.

– У вас матери убивают собственных детей?! – ужаснулся Аолен. – Какая чудовищная дикость нравов!

– Да нет, – пояснила диса. – Это была гипербола. Разумеется, мама не станет меня убивать совсем… Но прибьет, ох прибьет! А ведь есть еще бабки, тетки, сестры! Ох!

– Может, сбежим? – предложил Хельги спокойно. Охи напарницы его не впечатляли, благо это был отнюдь не первый случай. По дисовым меркам, Меридит была далека от идеала, и проблемы с семейством у нее возникали систематически.

– Поздно бежать! Они меня уже почуяли. Отыщут.

Ничего не оставалось, как смиренно дожидаться приближения родни. Та не заставила себя долго ждать.

Войско стало под стенами Ольдона. Атаковать с налету в их планы, очевидно, не входило. Напротив, предводительница Ингеборг из рода Регинлейв принялась громко, но пока вежливо колотить в городские ворота кулаком. (Когда Ингеборг колотила невежливо, ворота разваливались на части после десятого удара.) Подчиненные ее расположились на отдых прямо в снегу, растянулись, довольные, будто летом на травке. Только три особы отделились от общей массы и принялись подозрительно рыскать по округе.

Меридит со страхом стала подглядывать сквозь щелку.

– Мама, – определила она. – И Ингрид. И Гертруда, племянница. Она мелкая, не в счет. Слава Тору и Фрейе, теток не видно!