поляна одной стороной граничит с нашей землей, а другой с Либерти-авеню и задними двориками довольно скромных домиков на Юклид-стрит. Бывшая конюшня Тэлботов, а теперь гараж для старой машины Джорджа, также расположена около этой дороги, как и сарай для дров Ланкастеров, наш гараж, гараж Дэлтонов и то, что раньше было теннисным кортом Веллингтонов, а теперь превратилось в заросшую травой площадку, где Хелен, к нашему ужасу, принимает солнечные ванны, лежа в шезлонге в очень открытом купальнике. У них с Джимом гаража нет, они держат свою машину в гараже на Либерти-авеню.

Эта земля, конечно, нам не принадлежала, но за долгие годы мы привыкли считать ее своей. Через нее проходила тропинка к Юклид-стрит, и наши слуги, как, впрочем, и мы, пользовались ею, считая этот путь наиболее коротким. Осенью на ничейной земле Эбен жег сухие листья, а дворники, следящие за чистотой ближайших улиц, часто свозили туда на тележках мусор и сжигали его.

Именно через ничейную землю я держала в тот вечер свой путь, чувствуя себя не очень хорошо, потому что убийство, любое убийство, вызывает у человека страх за свою жизнь. Но было не очень темно. Холмс, наш шофер, жил над гаражом, и в его окнах горел свет, а на ничейной земле все еще тлели костры.

Но за домом Дэлтонов я оказалась в полной темноте. Было очень тихо, и шум, исходивший со стороны Либерти-авеню, не уменьшал страха, охватившего меня. Вдруг кто-то схватил меня за накидку. Я остановилась как вкопанная, вся похолодев. Оказалось, зацепилась за ветку! Но это обострило мои чувства, и я поняла, что кто-то идет за мной на очень близком расстоянии. Когда я внезапно остановилась, этот человек тоже остановился, но слишком поздно, и я услышала его шаги.

Я не повернула головы, а побежала что было мочи, пока не споткнулась о проволоку, отгораживающую теннисные корты, и не упала на землю. Когда осмелилась повернуть голову, мне показалось, что кто-то стоит и смотрит на меня, но не двигается. Я поднялась с земли и снова побежала.

Джим, вероятно был поражен моим видом, когда открыл мне дверь.

— Боже мой, Лу! — воскликнул он. — Входи и садись. Ты выглядишь ужасно!

Я молчала. Говоря откровенно, не могла говорить. Он провел меня в свою комнату и придвинул стул.

— Здесь беспорядок. Хелен опять ушла, как тебе известно, и не заплатила денег слугам за два месяца. — Он пожал плечами. — Они тоже ушли.

Беспорядок — это слишком мягко сказано. Но тогда я не интересовалась, как Хелен ведет хозяйство. Я смотрела на Джима. Он был довольно прилично одет, но уставший и бледный. Я заметила, что он переоделся.

— Ты не сядешь?

Я отрицательно покачала головой.

— Джим, за мной кто-то шел.

— Полиция? Почему тебя это удивляет?

— Я не подумала о полиции, Джим. Подумала, что это человек, который убил миссис Ланкастер.

Он внимательно посмотрел на меня.

— С твоей стороны очень любезно было не подумать о полиции. Просто прекрасно, принимая во внимание все случившееся! Но, вероятно, это была полиция. Я жду их с минуты на минуту. Думаю, ты, будучи честным человеком, рассказала им, что видела меня у дома?

— Нет.

— Почему?

— Никто меня об этом не спрашивал, Джим, и я…

Он перестал подшучивать надо мной, подошел и положил руку мне на плечо.

— Ты хорошая девочка, Лу. И. было время, когда мы были молодыми и глупыми. Ну, ладно. Думаю, Эмили скоро расскажет об этом, если еще не рассказала. Она приходила в себя, когда ты окликнула меня. Может быть, не сразу, но она вспомнит об этом. Понимаешь, — он улыбнулся мне, — дурака нельзя спасти от дурости.

Я стояла и удивленно на него смотрела. Тогда он посадил меня на стул и сел сам.

— Вот такая история. Хочешь верь, хочешь нет. И если ты поверишь мне, то будешь единственной. У меня был ключ от парадной двери, и я вошел в дом. Внизу никого не было. Я прошел на второй этаж и нашел ее там! Я не мог этому поверить. В доме было тихо. Старушка Эмили разговаривала в своей комнате напротив с канарейкой. Дверь в спальню миссис Ланкастер была приоткрыта. К счастью, я не взялся за ручку. Во всяком случае, думаю, что не дотрагивался до нее. — Он засмеялся. — Но я не остановился в дверях, а вошел в комнату, чтобы посмотреть… Она, конечно, была мертва.

— Почему ты не поднял шума?

— Ты у меня об этом спрашиваешь? Потому что набитый дурак. Мы с ней поругались. Она собирала золото и хранила под кроватью уже многие месяцы. Мне надоело каждую неделю ходить в банк и брать для нее золото. Я был для нее посыльным. Ее дочки не стали бы этого делать, а тем более дядя Джеймс. Они были против. Мы поругались с ней, и она пригрозила, что лишит меня наследства. А я, — добавил он своим насмешливым тоном, который я ненавидела, — не хотел, чтобы она это сделала, моя дорогая Лу.

— Ты пошел к ней, чтобы помириться, и нашел ее мертвой?

— Я пошел туда, потому что меня позвали. А я, хороший мальчик, пошел.

— Перестань, Джим! Брось этот тон, не могу его слышать.

— Итак, вот моя история. И я буду ее придерживаться. Если моя кузина Маргарет, которая меня ненавидит, скажет, что она звонила ко мне сегодня утром и просила, чтобы я пришел к ним в четыре часа повидаться с ее любимым отчимом, может быть, у меня будет шанс. В противном случае я сгорел. Меня ждет электрический стул.

Я с трудом поднялась со стула.

— Прости, Джим. Я пришла сюда, чтобы помочь, если можно. Хотя бы приготовить тебе обед… — Он развел руками. — Но помощь тебе не нужна. Я ухожу.

И тут он опять стал таким, каким был раньше, — добрым и внимательным.

— Я веду себя так, Лу, потому что стараюсь не трусить. Я еще не все рассказал тебе. Может быть, ты не помнишь, но я не могу видеть крови, мне становится плохо. Так всегда было. Но смешно рассказывать об этом полиции. Я не поднял тревоги потому, что меня затошнило. Можешь себе представить взрослого мужчину, который бежит из комнаты, чтобы найти место, где… можно привести себя в порядок! Поэтому я и убежал. А когда Эмили подняла шум, то был уже в туалете внизу, меня тошнило! Это же смех! Разве полиция поверит?

— Может поверить, Джим.

— Может. Думаю, настоящий