В тупике стоял черный внедорожник. Марта, может, и не заметила бы его, но, поскольку дни становились короче, а вечера холоднее, Мур, очевидно, оставил двигатель включенным, чтобы печка работала. На горизонте уже сгущались сумерки, но она заметила завитки дыма из выхлопной трубы и красные габаритные огни. Рядом с автомобилем в холодной потускневшей траве лежал серебристый велосипед Джастина. Она разглядела седой затылок мужчины на водительском сиденье. Джастин повернулся к нему, его профиль и силуэт было несложно узнать.

Ее машина перекрывала единственный выезд, им некуда было от нее деться, но какой смысл приближаться? Она же не может вступить с ними в открытый конфликт — кто знает, какой будет реакция Джастина? Конечно, ей принесло бы огромное удовлетворение, если бы ставший настоящей знаменитостью Дэвис Мур, частый гость теледебатов, предстал перед судьей, а потом прятал бы лживое лицо от телекамер. Но она не смела вот так взять, подойти к машине и наорать на них обоих. Когда от нее ушел муж, она хоть что-то могла предпринять. Совещалась с адвокатом, ездила в суд на бракоразводный процесс. А что она может теперь? Ровно ничего. Ее сын ушел от нее, не выходя из дому.

Она отпустила тормоз и поехала прочь.

Джастин закрыл дверь своей спальни на ключ, набросил цепочку и угрюмо уставился на белые настенные панели. Он недовольно вздохнул. Эти взрослые! Постоянно обо всем беспокоятся. К чему? Он прекрасно справится и без них. Неужели им непонятно, что он послан на землю именно за этим? Именно его задача — думать, беспокоиться, действовать.

Доктор Мур ведет себя как придурок. Бедняга только вспомнил было, что это такое — жить нормальной жизнью, как вдруг в его дверь постучал Джастин. Но чего же доктор ждал? Все это было предрешено уже давным-давно. Все в этой жизни решено заранее.

Мать ему было жаль. Тяжело ей придется, когда все выплывет. Она не сделала ничего, чтобы так страдать. Ей просто хотелось сына, разумеется, такого, у которого не было бы особого призвания — но тут уж она была не вольна выбирать.

Не вставая с кровати, Джастин сунул руку в рюкзак и достал кожаный чехол на молнии. В магазинах их использовали для упаковки купюр, отправляющихся на хранение в банк, а подростки приспособили их под инструменты, ручки с карандашами или компакт-диски и КПК.

Или еще для чего-нибудь.

Мама была сегодня в парке. Он заметил ее машину в зеркало заднего вида. Значит, теперь ей известно, что он встречается с Муром. Это большая проблема. Не смертельная, но серьезная. Посылают ему эти проблемы или они появляются сами, опять-таки не имело значения.

Джастин расстегнул чехол и вытряхнул его содержимое на кровать. Мутные кристаллики в пластиковом пакетике. Зажигалка и ложка.

Он включил радио, подготовил шприц и ввел раствор в губку для мытья посуды. Губку он положил в пакет, чтобы потом от нее избавиться. Этот ритуал он совершал уже неделю. Пакетик, шприц и ложка выглядели так, как будто их уже давно используют, — они покрылись черными и белыми разводами. Он надел колпачок на иглу, сложил все, кроме губки, обратно в кожаный чехол и спрятал чехол за книгами на полке.

Еще одна ночь, проведенная в одиночестве в голубой комнате. Джоан была наверху. Читала. Она заметила как-то вскользь, что в последнее время несмотря на свою занятость в клинике прочитывает в среднем по три толстых книжки за неделю. Приходится ходить в библиотеку почти так же часто, как в супермаркет. Он понял ее намек, но притворился, что пропустил его мимо ушей.

В голубой комнате хранились папки, которые Дэвис ни разу толком не просматривал. И их было довольно много. Тогда он намеренно рассортировал все материалы, выбрал папки, содержавшие наиболее важную информацию, и занимался в первую очередь ими. Он отлично помнил коробку, которую забрал из полицейского участка спустя несколько месяцев после убийства Анны Кэт. Джеки сидела тогда в спальне со стаканом виски с содовой в одной руке и романом Дика Фрэнсиса в другой. Он отнес коробку в подвал, водрузил ее на столик в голубой комнате и стал доставать отчеты. Это были свидетельские показания друзей Анны Кэт. Просмотрев всего несколько из тридцати протоколов, Дэвис понял, что ему больно их читать. Детективы предупреждали его, что ни одна из девушек не знала ничего о той ночи, когда произошло убийство. В результате блокноты следователей пополнялись лишь слезными панегириками и рассказами, показывающими их привязанность к Анне Кэт. О том, каким она была хорошим другом. Какие у нее были блестящие перспективы. Как им будет грустно и как изменится их жизнь после ее гибели. Но теперь он хотел знать, не упоминал ли кто-нибудь из них о Сэме Койне, не содержится ли в показаниях друзей указаний на то, каким образом его дочь была связана с убийцей.

Он взял папку наугад. Дженис Метц. Имя незнакомое. Следователям Дженис сообщила, что была лучшей подругой Анны Кэт с восьмого класса, но в старших классах они были уже не так близки. «Мы продолжали хорошо относиться друг к другу, — записывал следователь за Дженис, — просто разошлись по разным компаниям». Дженис готова была многое порассказать об Анне Кэт, но, пролистывая протокол, Дэвис обнаружил, что ее готовность не вызывала особого энтузиазма у опрашивавшего ее следователя. Несколько раз он намекал, что пора закругляться, а она в ответ рассказывала очередной эпизод, демонстрирующий поразительную доброту Анны Кэт.

«Был у нас один мальчик, Марк, — так начиналось очередное воспоминание. — Анна Кэт ему ужасно нравилась. Он везде за ней ходил, как щеночек. Марк, он из таких, из очень умных, но вроде как робкий. Он этой осенью уезжает учиться в Стэнфорд. Вы ведь не станете то, что я вам рассказываю, в газетах печатать, да? — Следователь заверил ее, что не станет. — Так вот, в девятом классе Марк наконец-то решился пригласить Анну Кэт покататься на роликах, а она сказала ему, что хорошо к нему относится, но… Короче, бедняга был просто раздавлен. Но потом, уже после того, как она ему отказала, Анна Кэт стояла с ним в коридоре, ну не знаю, минут двадцать, наверное, расспрашивала про семью, про учебу и всякое такое. Он был членом дискуссионного клуба, и через месяц она сходила на одно из его… как это? — ну, в общем, на дебаты, а весной выдвинула его кандидатуру на должность президента класса. Вот так. Это, конечно, мелочи, но зато Марк понял, что не стоит стесняться того, что произошло. Что они вполне могут быть друзьями, понимаете? Хотя и не близкими друзьями. Это было круто. Я бы на ее месте побоялась, что парень начнет меня тайком преследовать. А Анна Кэт была не такая. Ей было неважно, в какой ты компании, считают тебя крутым или нет. Ей все нравились».

У Дэвиса защипало в носу, еще немного, и он бы заплакал. Он почувствовал гордость, и любовь, и горечь потери, но все же справился с собой. Он бегло просмотрел оставшуюся часть беседы, чтобы проверить, не встретится ли где-нибудь имя Койна, убедился, что его там нет, и взял из коробки следующую папку.

Билл Хилкевич. Этого Дэвис помнил. Он был одним из друзей Анны Кэт, именно друзей, а не ухажеров. Дэвису Билл нравился. Умный. Искренний. Вежливый. На похоронах Анны Кэт Билл выступал с речью, очень красноречивой, но не смог договорить до конца, потому что расплакался, и это было лучше любого красноречия.