Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращаюсь в свое писательское одиночество. Иду на прогулку на берег во время прилива. Ветер настолько сильный, что на губах чувствуется соль. Вечером пурпурного цвета закат отражается в садках, и кажется, будто передо мной полыхает поверхность самой луны.
На следующий день принимаюсь за работу.
Мсабу, ты сама веришь, что можешь написать книгу? В голове гудят слова Каманте.
Ты пишешь кусочки. Когда бои забывают закрыть дверь, кусочки разлетаются, падают на пол, и ты сердишься. Хорошей книгой этому не стать.
* * *
[записка на ночном столике]
Меня зовут М. Мне 43 года. Я пишу свою вторую книгу уже 600 дней.
Признаюсь, женщин, о которых я думаю ночами, слишком много. Вот ни за что не подумаешь, сколько их найдется, если начать искать. Они повсюду: стоят у двери в спальню, на лестнице, на чердаке, в зимнем саду нормандского дома, на узких улочках у побережья Атлантики на соленом ветру. Я запихиваю их в ящик стола, чтобы хоть как-то дать книге ход, но ящик не спасает, их голоса вырываются наружу, словно густой аромат свежего кофе, проникают в каждый закоулок дома, цепляются за одежду, впитываются во внутренности вместе с вдыхаемым воздухом. Я сплю в их присутствии, мои записки тяжелы от них, просыпаюсь утром от их фраз, которые исчезают, как только я пытаюсь в полусне записать их. Ящик стола гремит – залепляю его скотчем. Но они навязчивы, их голоса слышатся повсюду.
Их легион – и что мне с ними делать?
Десятый совет ночных женщин:
Погрузись в свои страхи.
Работай до безумства.
Ночная женщина № 10: Яёи Кусама.
Род занятий: Художница-авангардистка, бренд стоимостью в миллионы, образец маниакальной работоспособности. Проживает в психиатрической клинике в Токио.
«Если навалить целую кучу плюшевых пенисов и улечься посреди них, становится не так страшно» – стратегия выживания Яёи, согласно ее биографии.
«На мероприятие Кусамы требуются счастливые люди. Приходите в студию Кусамы по адресу 404 Е. 14 3 этаж 21 января, воскресенье 18.00)» – записка от руки на выставке Яёи Кусамы в Городском художественном музее Хельсинки, январь 2017.
15 ноября 1955.
Дорогая мисс О’Кифф!
Прошу меня извинить за причиненное беспокойство. Я художница из Японии, занимаюсь рисованием уже в течение тринадцати лет, с тех пор как мне самой исполнилось 13 лет… Прошу вас ответить мне на вопрос: куда мне двигаться на выбранном пути? Отправляю вам в отдельном конверте несколько своих акварелей. Пожалуйста, посмотрите их. Не смею более отрывать вас от срочных дел…
Искренне ваша,
Яёи Кусама
Впервые я услышала имя Яёи Кусама в 1998 году в Лос-Анджелесе. Мне 26 лет – вчерашняя студентка, только-только начавшая работать в небольшом издательстве. Мой младший брат учился в Голливуде на басиста, и я решила поехать с ним повидаться. Город покорил меня в ту же минуту, он оказался самым абсурдным местом, где мне случалось бывать. Уже сами его размеры впечатляли: чтобы попасть с голливудских холмов на берег, нужно было несколько часов тащиться по городским пробкам. Довольно скоро я усвоила, что в Лос-Анджелесе никто не ходит пешком, что метро отсутствует (есть одна линия, но ни один разумный человек туда даже не сунется) и что на автобусе ездят придурки, наркоманы и я. Пока брат был на учебе, я проводила свой день на автобусной остановке в ожидании сарая на колесах, чтобы тот ужасающе медленно перевез нас, фриков из Голливуда, в другую часть города, в центр или в Санта-Монику. Во время этих бесконечных и странных автобусных переездов я даже написала в своем дневнике целый цикл рассказов под названием «Придурки лос-анджелесских автобусов».
В один из дней я направилась (все на такой же труповозке) в Музей искусств округа Лос-Анджелес. Я понятия не имела, что там за выставка, – Интернета не было, – но на месте сообразила, что залы были заполнены ретроспективным показом работ какой-то японки. Стены были сплошь покрыты узорами из цветных кружков, цветными абстрактными картинами, и фотографии 1960-х годов, на которых были обнаженные люди, сотканные из множества точек.
Наибольшее впечатление оказали разной длины сумочки и платья, декорированные макаронами; и, хоть я и не уверена, мне кажется, что я даже видела обувь и кресла, заполненные плюшевыми пенисами. Несмотря на джетлаг, я была в полном восторге. Ничего подобного раньше мне видеть не доводилось. Собственно, задним числом мне кажется, что самый правильный способ познакомиться с творчеством Яёи – это находиться в схожем с похмельем джетлаге и в обществе пациентов психиатрической лечебницы.
На память о выставке я купила почтовую открытку. На ней молодая, одетая в кимоно Яёи прикладывает к глазам значки с надписью love forever. Не знаю почему, но открытка стала для меня неким тотемом: единственное изображение, вот уже два десятка лет провисевшее в рамке у меня на стене, прошедшее со мной по жизни, переезжавшее с одной квартиры на другую. Причина необъяснима, но всякий раз, когда я смотрю на нее, то ощущаю, что мне в вену подается капелька вдохновения. Жизнь схожа со свежим лакомым кусочком и при этом полна неожиданностей.
Яёи с почтовой открытки стала моей первой ночной женщиной.
Яёи Кусама родилась в 1929 году и была единственным ребенком обеспеченных и уважаемых родителей, заработавших состояние на торговле семенами. И хотя родной городок Мацумото в Японских Альпах может показаться полной идиллией, детство Яёи было совсем не таким безоблачным. Ее отец был ветреным человеком, он соблазнял девушек из прислуги, отнюдь не избегал общества гейш и проституток, а склонная к истерии мать Яёи отправляла ее шпионить за отцом, а позже устраивала ему взбучку. В 12 лет Яёи начала видеть галлюцинации и слышать голоса животных и растений – правда, об этом она никому не рассказывала, но начала переносить свои видения на бумагу и холст. Мать не поддерживала творчество Яёи, считая, что провинциальные художники едва способны сводить концы с концами. Они пьянствуют и заканчивают жизнь в петле, поэтому для нее лучшим выходом было бы выбить увлечение из дочери и выдать ее замуж. Мать показывала Яёи все новые кимоно и платья, фотографии потенциальных женихов, но та хотела только рисовать.
В 19 лет Яёи смогла уговорить мать принять ее увлечение и записалась в школу искусств в Киото. Однако ей претил провинциальный, иерархичный дух киотского мира искусств, и она перестала ходить на занятия. Вместо этого Яёи целыми днями сидела в арендованной на восточных склонах квартире и с маниакальным упорством рисовала тыквы. Это свойство сопровождало ее и в дальнейшем: в 23 года Яёи организовала в Мацумото свою первую персональную выставку, представив 270 работ, а на выставке через полгода – 280. Дело было в 1953 году, она уже проходила лечение от невроза, и ее лечащий врач, профессор Нишимура, объявил ее гением. Профессор считал, что ей следует в самое ближайшее время съехать от матери, самой же Яёи казалось, что ей нужно покинуть Японию.