— Почему бы и нет? В конце концов, это моя родная кровь, пусть вернется в свой круг, и прочее, и прочее. Только пусть не показывается мне на глаза, таково мое условие. Я напишу, что она не грешила с Вернемом, что я поддержал его выдумку, чтобы избежать скандала. Все остальное останется между нами — болтать об этом не в ваших интересах.

Честити охватило мертвящее чувство поражения. Родгар сделал все, что мог, но и письменное признание графа недорого стоило. Он мог в любую минуту отказаться от своих слов, сказать, что его принудили, и уже не было возможности настоять на своем. Единственная улика сгорела.

— Как? — внезапно закричал Вернем и вскочил, увернувшись от руки Бренда. — Вы собираетесь свалить всю вину на меня? Получается, что я мерзавец и подлец, а вы — жертва обстоятельств? Да ведь это ваш план — от первой до последней буквы! За это я согласился передать вам документ! Если так, я не стану молчать, я всем расскажу, что Уолгрейв Непогрешимый…

Граф повернулся от бюро и выстрелил ему в грудь. Оглушительный звук многократно отразился от стен и заставил Честити зажать уши руками. Обливаясь кровью, Вернем повалился назад в кресло. На лице его застыло выражение безмерного удивления, губы задвигались, но с них так и не сорвалось ни звука. Он был мертв.

Син прижал Честити к груди. Натаниель привлек к себе Верити.

— Боже мой, Боже мой! — прошептала Честити и судорожно высвободилась, чтобы вперить взгляд в отца. — Убийца! — Она огляделась, ища поддержки. — Неужели вы позволите ему уйти? Ведь на ваших глазах убит человек!

Граф невозмутимо посыпал написанное песком, стряхнул и протянул ей лист.

— Вот, девочка моя, возьми и держи язык за зубами. Да, и не суй свой нос в мужские дела.

Она взяла лист, только чтобы гневно отбросить.

— Держать язык за зубами? После того как моя жизнь была втоптана в грязь?!

— Не без твоей собственной помощи.

— Все началось с тебя! Но тебе все равно, правда? Тебе, моему родному отцу, все равно, что со мной станет! И ты еще мечтаешь служить стране, ты, не способный служить даже своим близким!

— Что за чушь! Я никогда и никому не служил и не стану. Это мне должны служить.

Граф небрежно оттолкнул Честити с дороги и направился к двери. Бесшабашность, порожденная отчаянием, заставила ее схватить клинок, что отец носил в трости, и броситься следом. В последний момент он ощутил опасность, обернулся и отразил ее выпад дулом пистолета, но лезвие все же рассекло ему руку. С проклятием граф хотел нанести Честити удар пистолетом в висок, однако Син успел толкнуть ее на пол.

— «…лишь в славной династии Стюартов видим мы должную стойкость и честность, а также неизменную чистоту помыслов — качества, свойственные поистине великим государям».

Хотя Честити уже видела письмо, зачитанная вслух, эта выдержка впервые натолкнула ее на мысль, что здесь были зашифрованы имена близких писавшего — его детей. Лишь секундой позже она задалась вопросом, как может Родгар так точно помнить цитату. Она обернулась.

Маркиз стоял, как и прежде, у камина, но теперь в руках у него был слегка пожеванный, окровавленный лист пергамента.

— О нет… — прошептал Уолгрейв одними губами.

У Линдли вырвался злорадный смешок.

— Прежде чем бросать бумагу в огонь, следует прочесть ее, — заметил Родгар.

С диким, безумным криком граф выстрелил в него, но пистолет был разряжен и лишь сухо щелкнул. Безумец бросил его, целя в голову, — и промахнулся.

— Убейте его! — крикнул он наемникам.

Все еще пригвожденная Сином к полу, Честити на миг встретила мутный взгляд отца, в котором не светилось уже ни искры разума. Сколько же это будет продолжаться? Почему никто не остановит этого безумца?

Наемники и не думали выполнять приказ, слишком пораженные происходящим, чтобы действовать. Они только тупо переглянулись.

— Убейте его, или я прикажу вздернуть вас на виселицу! Я вас сотру в порошок! Я сотру в порошок ваши семьи!

Здоровяки повернулись к Родгару, словно ища у него защиты.

— Милорд, — деловито начал маркиз, — прошу сохранять хладнокровие. Ничего страшного не случилось, просто в будущем вам придется танцевать не под дудку Вернемов, а под мою. Уверяю вас, это не в пример лучше.

— Никогда!

Граф заметался по комнате, дико озираясь. Честити ждала, что он бросится к двери, но он подскочил к своим наемникам, сунул руку в карман одного из них и выхватил пистолет. Здоровяк и не подумал воспротивиться, он только хлопал глазами, как полный идиот. Однако когда Уолгрейв изготовился к выстрелу, на него уже смотрели два дула разом — Бренда и Родгара.

— Ситуация становится занятной, — сказал маркиз с усмешкой. — Вы успеете убить одного из нас, но и сами проститесь с жизнью. Готовы ли вы предстать перед своим Создателем?

— Лучше это, чем уступить вам победу, Родгар! — Граф выкрикнул эти слова с бешеной ненавистью в голосе и взгляде. — Вы осточертели мне, как колючка в заднице!

— Ваши речи становятся вульгарными, — заметил маркиз.

— Отдайте документ! Вам ведь тоже не хочется умирать!

— Документа я вам не дам, — ровно ответил он, — но могу дать слово, что не воспользуюсь им, если вы удалитесь в Уолгрейв-Тауэрс, будете сидеть там тихо, как мышь, и выбросите из головы как государственные дела, так и дела ваших отпрысков.

— Что?! — завопил граф, вне себя от ярости. — А вы будете тешиться мыслью, что прижали к ногтю самого влиятельного человека в Англии, графа Уолгрейва Непогрешимого?! Этому не бывать! Вы пожалеете, что осмелились даже мечтать об этом!

Он повел дулом из стороны в сторону, снова нацелил его на маркиза и начал отступать к двери.

— Вам не удержать меня!

— Да мы не станем и пытаться, — заверил Родгар. — Свои условия я вам уже объявил, просто держите их в памяти. Помните, я не Вернем — обнародовав документ, я ничего не потеряю.

— Обнародовав… ну да, народ! — С этим странным возгласом Уолгрейв выскочил в коридор.

— Он спятил! — грубо констатировал Син и встал, и Честити наконец освободилась. — Еще пристрелит кого-нибудь!

Он выбежал следом. Честити не удалось подняться так же быстро, из-за юбок и домино. Когда она вместе с остальными оказалась в холле, граф что-то вещал перед толпой. Донеслось слово «измена», а также имя маркиза.

При этом он размахивал пистолетом, к ужасу одних и удовольствию других. Отовсюду подтягивались гости, скапливаясь по большей части между статуями и в зеленых уголках.

Честити заметила, как Форт подбирается все ближе к отцу, должно быть, надеясь положить конец нелепой сцене.

А потом все случилось очень быстро.