Вода оказалась очень чистой, и О’Коннор погружался с включенным фонарем. Мыс резко уходил вниз, образуя под водой почти отвесную стену, но когда глубиномер показывал примерно пятнадцать метров, О’Коннор с облегчением заметил, что внизу находится плато. Они с Алетой коснулись дна и спугнули большого черного краба, который поспешно засеменил прочь, оставляя за собой мутный след на сером вулканическом иле. О’Коннор отстегнул от своего грузового пояса длинный белый нейлоновый шнур и, держа его за конец, второй конец отдал Алете, чтобы та зафиксировала его в одной точке на дне озера. Она жестом показала ему «хорошо», после чего он отплыл в сторону до отметки на шнуре в пять метров. О’Коннор начал плавать по кругу по методу классического «веревочного поиска». Лучи фонарей, пронзая темноту вокруг них, в каком-то сверхъестественном калейдоскопическом танце плясали по серому каменистому дну. Подводные прогалины сменялись зарослями странных растений и водорослей, похожих на паутину. Время от времени луч света выхватывал в воде крупного окуня.

Первый круговой обход на триста шестьдесят градусов не принес ничего интересного, и О’Коннор подергал за веревку, чтобы Алета отпустила ее еще на пять метров. Он сделал еще круг, потом еще один. На этом расстоянии подводный мыс со стороны озера снова уходил вниз, и на следующем проходе глубиномер О’Коннора показал уже двадцать метров; но он продолжал плавать, медленно и планомерно обшаривая дно лучом своего мощного фонаря. Когда он приблизился к берегу, дно снова немного пошло вверх, глубиномер показал восемнадцать метров, потом шестнадцать, а потом он увидел это. Вход в подводную пещеру был небольшим, но, безусловно, доступным. О’Коннор заметил возле него сломанные растения. Было трудно определить, когда именно это произошло, но тут явно уже кто-то побывал.

В это время на пристани в Сан-Педро наемники ЦРУ проверяли свои акваланги.

О’Коннор трижды дернул за веревку, просигналив Алете, чтобы она присоединилась к нему. Он показал ей на вход, смотал шнур на катушку и пристегнул его к поясу. Когда они миновали самое узкое место на входе, подводный коридор стал пошире. Алета в изумлении смотрела по сторонам. Серые камни на дне сменили сталагмиты; некоторые из них сливались со сталактитами, образуя своеобразные колонны. Казалось, они вошли в какой-то подводный город. Чуть дальше появился вулканический шельф, и О’Коннор показал ей два больших пальца, поднятых вверх. На глубине шести метров он скомандовал сделать остановку, и они из предосторожности постояли на одном месте три минуты, прежде чем подняться на поверхность.

— Просто не верится! — воскликнула Алета.

Ее голос отозвался в подводной полости гулким эхом. О’Коннор огляделся. Миллионы лет, задолго до того, как эта пещера оказалась затоплена водой, сверху сюда сочилась и капала пресная вода. В ней было растворено большое количество известняка и вулканической пыли, и кальцит со временем образовал здесь геологические формации удивительных цветов, с оттенками насыщенного красного, синего, пурпурного, коричневого и желтого цветов. На потолке у них над головой висели жуки-светляки. Сотни свисающих прядей из липких капелек, которые эти жуки выделяли из своих ротовых желез, образовывали мерцающую бахрому, смертельно опасную для любых насекомых, привлеченных этим световым представлением. Когда насекомое прилипало и запутывалось в ловушке, жук-светляк просто тянул за длинную серебристо-синюю нить и съедал свою жертву заживо.

О’Коннор взобрался на выступающий из воды известняковый уступ и помог подняться на него Алете. Они сняли свои акваланги и ласты и начали обследовать пещеру. Уступ тянулся примерно на сто метров, а затем снова опускался в кристально-чистые воды пещеры.

— Интересно, как далеко она уходит?

О’Коннор пожал плечами.

— Некоторые из подобных пещер бывают очень длинными; на границе с Мексикой есть одна, которая тянется более чем на сто пятьдесят километров.

— Что открывает широчайшие возможности для того, кто хочет что-нибудь спрятать. А эта черточка на карте — она что-то обозначает?

О’Коннор успокоил стрелку на своем наручном компасе, после чего осветил фонариком стены. Внезапно он замер.

— Смотри! Вон там! — воскликнул он, направляя луч на два метра вверх над головой Алеты. — Без карты мы бы этого никогда не узнали, но тут есть еще один уступ.

Он нашел место на известняковой стене, куда можно было поставить ногу, и, подтянувшись, поднялся на второй уступ, в конце которого находился вход в гораздо меньшую пещеру. О’Коннор протиснулся через узкий проем и обнаружил там еще одну колонию светляков — их липкая занавеска тускло мерцала в дальнем конце пещеры. Он осветил неровный известняковый пол. Сбоку у стены под лучом блеснули четыре металлических слитка, на каждом из которых были выбиты орел и свастика Третьего рейха.

Позади него в пещеру протиснулась запыхавшаяся Алета.

— Здесь лежит кое-что из неправедных сокровищ фон Хайссена, — мрачно сказал О’Коннор, понимая, что золото это, скорее всего, было переплавлено из зубных коронок сотен евреев.

— Почему он оставил их здесь? Может быть, у него не было времени, чтобы забрать их отсюда?

— Я в этом почти не сомневаюсь, как и в том, что для сундуков с чердака у него в грузовике просто не оказалось места. Что же касается золота, то каждый из этих слитков весит где-то унций четыреста, что по сегодняшним рыночным ценам составляет более четырехсот тысяч американских долларов. Таким образом, мы с тобой сейчас разглядываем примерно полтора миллиона долларов, и одному Богу известно, сколько еще он увез с собой. — О’Коннор осветил фонарем остальную часть пещеры. — Никаких следов статуэтки.

— А ты думаешь, что он мог найти ее здесь?

— Полагаю, что нет. Фон Хайссен педантичнейшим образом вел свои дневники. Последняя запись в его последнем дневнике была сделана за день до его отъезда, но там об этом ничего не сказано.

О’Коннор принялся обшаривать лучом фонаря стены и пол пещеры, но через десять минут у них так и не появилось догадок, где может быть спрятана статуэтка. Наконец он направил свой фонарь в самый дальний угол, на «занавеску смерти».

— Вон там, на полу, прямо перед светлячками! — Алета дернула О’Коннора за руку. — Там есть смутное очертание раковины наутилуса! Помнишь записи моего деда: «Последовательность Фибоначчи… ищите „фи“». Верно! — воскликнула она, неожиданно сообразив, что подобный контур на известняке не только был священным для многих цивилизаций и религий, но, кроме того, эта спиральная раковина выросла в соответствии с закономерностью чисел Фибоначчи.

Услышанные ею слова Верховного жреца перекликались с изображением на полу пещеры. «Один из тех, кто находится сейчас среди нас, вернется, чтобы открыть секрет Кодекса, но, чтобы достичь успеха, тем людям придется найти последовательность чисел, которая лежит в основе самой Вселенной. Эта последовательность содержит число, из которого нужно вычесть единицу, чтобы получить его обратную дробь, а прибавление к нему единицы даст его квадрат». Буква «фи» и числа Фибоначчи обозначают «золотое сечение», лежащее в основе устройства Вселенной. Алета знала, что, если разделить любое из чисел в этой последовательности на предшествующее ему, результатом всегда будет число 1,618. Если отнять от него единицу, получим 0,618, что является его обратной дробью, или 1/1,618; а если прибавить к нему единицу, получим 2,618, что является квадратом для 1,618.