— Понял. Я буду.

Однако теперь стало совершенно понятно, что во вторник Дюка не будет в кабинете Директора.

Во-вторых, Дюк обманул Бондарева. Когда они прикончили поллитру и даже сдержанный Марат чуть ослабил узел галстука, раскрасневшийся Дюк снова заговорил про семью Белова. Он говорил о том, что всё получилось немного не так, как нужно…

— Стоп, — сказал Бондарев. — Хватит этой лирики. Я вижу, куда тебя несёт. То, что ты хочешь сделать — это будет не профессионально. Это будет не вовремя. Это будет…

— Но я же гарантировал парню…

— Письменно? Нет? Значит, вопрос закрыт.

— Да ты представь, если бы такое случилось с тобой и твоей сестрой, твоей матерью! — вспылил Дюк, и Марат удивлённо поднял брови.

— У меня нет сестры, — сказал Бондарев. — А вся эта дурацкая ситуация возникла из-за поступков самого Белова, которого ты по спешке взял в оборот вместе со всеми его прошлыми глупостями. Думал, что они сами собой отвалятся, рассосутся? Ни фига. И вообще, роль защитника сирых и убогих тебе не очень идёт. Я сразу начинаю думать о вреде алкоголя.

— Но их же…

— Их не расстреляют. Они немного посидят в тюрьме, а потом Директор найдёт способ их вытащить. Незаметно и надёжно. Без истерик. Понял?

Дюк снова начал что-то говорить, но Бондарев вместо ответа просто отрицательно покачал головой.

— Понял?

— Господи, — подавленно произнёс Дюк. В эти секунды он чувствовал себя ответственным за все мировое зло. Но лишь в эти секунды.

Потом он сказал:

— Понял.

— Ладно, — сказал Бондарев. — Значит, никаких действий без санкции Директора. Договорись с ним о встрече.

Дюк так и сделал. Он даже собирался пойти на эту встречу и обсудить ситуацию с семьёй Белова. Выслушать рекомендации Директора. Предложить свои варианты.

Но потом он заметил, что ощущение лёгкости и ясности, появившееся после разговора с Бондаревым, оказалось сродни компьютерному вирусу — оно самовоспроизводилось внутри Дюка, подчиняя все новые участки его мозга. Как будто был снят предохранитель, удерживавший Дюка от самых простых и очевидных решений. Как будто ржавый металлический засов наконец был отодвинут и ворота открылись.

Дюк теперь знал, что не идеален, и другие это знали. Он знал, что может совершать ошибки, и другие это знали. Другие готовы были смириться с его ошибками, и теперь сам Дюк скрепя сердце был готов сделать то же самое. А когда исчезла боязнь совершать ошибки, то Дюк перестал бояться эмоциональных порывов, перестал бояться, что они приведут его не туда, куда надо. Ведь это были его собственные эмоциональные порывы.

Он вспомнил, как это выглядит со стороны у других. Он вспомнил угрожающий блеск в глазах Бондарева, когда тот подозревал Дюка в сдаче Воробья. Он вспомнил одержимость Алексея Белова, который не верил, что существует что-то, способное остановить его месть.

Дюк понял, что едва ли не впервые в жизни он оказался настолько дьявольски слаб, что поддался эмоциональному порыву. Едва ли не впервые в жизни он оказался настолько божественно силён, чтобы последовать за своими чувствами до конца.

Он прилетел в город около полудня и для пущего вдохновения велел таксисту проехать мимо жёлтого здания следственного изолятора. Это сооружение оскорбляло эстетические чувства Дюка. А существование вдовы полковника Фоменко оскорбляло его представления о женщинах.

Здесь нужно было навести порядок.

Алексей выпрыгнул из джипа, держа «ТТ» с глушителем за пазухой. Мамонт сидел за рулём, внимательно глядя в сторону гаражей и приоткрыв дверцу со своей стороны, чтобы в случае необходимости выскочить без промедления… Этакий контроль качества.

Но Мамонт мог не волноваться, потому что Алексей решил все сделать правильно. То есть без суеты, лишних криков и беготни. Быстро, чётко и профессионально. В конце концов, Карина заслужила этого небольшого жеста уважения. Она нравилась Алексею. Как-то он даже мысленно представил её в качестве своей девушки. По росту они подходили, но рост всё же не главное. Карина нравилась Алексею внешне, но он слишком мало её знал, чтобы окончательно решить, подходят они друг другу или нет… А то, что он о ней знал, скорее отдаляло их, чем сближало. У неё было образование, престижная, хотя и не совсем понятная Алексею, работа, хорошая зарплата. Она была красивой молодой женщиной, которая при этом была самостоятельна, умна, решительна… Раньше Алексею такие не встречались.

А ещё у неё был «Фольксваген» в гараже.

У Алексея не было образования, а его работа была сомнительной и опасной. У него был армейский опыт, у него был купленный на краденые деньги костюм, у него было задание, и даже не одно. И задание перевешивало все достоинства Карины и все недостатки Алексея.

А ещё у него был пистолет с глушителем. И пистолет только что был снят с предохранителя.

Алексей не хотел стрелять в спину. Он подошёл поближе и громко сказал:

— Привет.

Карина обернулась, сначала нахмурилась, потом неуверенно улыбнулась.

— Привет. Ты чего здесь…

Это уже было лишним. Разговоры были лишними.

— Карина, — сказал Алексей и будто в один миг потерял голос. Он договорил фразу одними губами. Рука уже вытягивала из-за пазухи пистолет.

Девушка взвизгнула, и Алексей торопливо нажал на спуск.

Дюк аккуратно закрыл за собой дверь, обернулся и посмотрел на адвоката. Тот был огромен и суров, нависая над письменным столом как скала.

— Не мне вас учить, — сказал Дюк. — Единственная просьба — все сделать как можно быстрее.

— Я же не господь бог, — басом сказал адвокат.

— Разве? А так похожи.

Дюк вытащил бумажник и стал медленно отсчитывать купюры. Адвокат шевелил полными губами, ведя счёт.

— Хватит, — пробасил он через некоторое время.

— Они отказываются от государственного адвоката, нанимают вас, — Дюк проговорил вслух алгоритм действий. — Вы подаёте на изменение меры пресечения с ареста на подписку о невыезде. Их выпускают…

— Вот это вряд ли, — сказал адвокат. — Вы же представляете, что это за дело, кто за этим стоит…

— Я представляю, — сказал Дюк. — Но иногда бывает достаточно вежливо попросить. У меня такое предчувствие, что ваше ходатайство будет поддержано.

Адвокат что-то сомневающимся тоном пробурчал себе под нос.

— А потом вы будете очень долго знакомиться с материалами дела… — продолжил Дюк.

— Само собой. А что потом?

— У меня такое предчувствие, что дело начнёт разваливаться.

— Чтобы оно развалилось, надо, чтобы заинтересованные люди…