– Сама прыг меч?

Я подавился. Если она понимает смысл сказанного, то, значит, мне только что сделали предложение, самое вежливое по форме из всех полученных мною на Центре. Обычно это делается гораздо проще. Но ведь не могла же Стар распространяться о деталях нашей брачной церемонии? Тогда – Руфо? Я ему не говорил, но Стар могла.

Я не ответил, и она высказалась еще яснее, нисколько не понижая голоса:

– Сама недевственница немать небеременная фертильная.

Я ответил так вежливо, как позволяет этот язык – а он сильно хромает в этом отношении, – что я уже ангажирован. Она тут же сменила тему и глянула на дагвудовский сэндвич:

– Кусь цап вкус?

Это было другое дело – я отдал ей сэндвич. Она откусила приличный кусок, пожевала в раздумье и осталась очень довольна:

– Ксено. Примитив. Крепко. Много диссонанс. Искусство.

И уплыла прочь, оставив меня в растерянности.

Минут через десять тот же самый вопрос снова встал передо мной. Я получил больше предложений, чем на любом другом вечере на Центре, и уверен, что главной причиной этого ажиотажа был меч. Честно говоря, предложения мне делали на каждой вечеринке и на каждом балу – ведь я был консорт Ее Мудрости. Даже будь я орангутаном, предложения поступали бы все равно. Некоторые «шерстистые» на вид мало отличались от орангутанов, и никого это не смущало. Я мог бы пахнуть как обезьяна и вести себя хуже. Истина была в том, что многих дам волновал вопрос, что же такое заполучила императрица в свою постель, а тот факт, что я дикарь, в лучшем случае варвар, усугублял их любопытство. Никаких табу на выяснение этого вопроса, естественно, не существовало, так что пытались многие.

Но у нас все еще продолжался медовый месяц. Кроме того, прими я все эти предложения, от меня бы ничего не осталось. Выслушивать их было в общем приятно, особенно когда я смирился с тем, что они звучали примерно как «Вам содовой или имбирного лимонада?». Самооценка мужчины повышается, когда ему предлагают.

Вечером, раздеваясь, я спросил:

– Хорошо повеселилась, лапочка?

Стар зевнула и засмеялась:

– Безусловно. Но и ты тоже, мой доблестный бойскаут. Почему ты не отвел эту кошечку домой?

– Какую кошечку?

– Будто ты не знаешь какую! Ту самую, которую обучал фехтованию!

– Мяу-у!

– Нет-нет, милый. Ты просто должен послать за ней. Я слышала, как она назвала свою специальность, и знаю, что существует строгое соответствие между умением хорошо готовить и…

– Женщина, а не слишком ли много ты болтаешь?

Она перешла с английского на невианский:

– Да, милорд муж. Больше с моих истомившихся по любви губ не сорвется ни единого звука, который был бы тебе не желанен.

– Миледи возлюбленная жена… Стихийный дух Поющих Вод…

Невианский язык куда удобнее жаргона, который употребляют на Центре.

Центр – приятнейшее местечко, и консорт Ее Мудрости тут может кататься как сыр в масле. Как-то после нашего первого визита в рыбачью хижину Стар я намекнул, что было бы славно как-нибудь вновь половить форель в том чудесном ручье у Врат в Невии. Как жаль, что он не на Центре!

– Хочешь, он будет здесь?

– Стар, ты что – можешь его перенести? Я знаю, что некоторые Врата открыты для коммерческих нужд и через них идут грузы, но если даже так…

– Нет, нет. Это другое, но ничуть не хуже. Дай-ка подумать. Нужен день, чтобы сделать стереоснимки, произвести замеры, взять пробы воздуха, воды и так далее. А пока… За этой стеной ничего ценного нет – так, электростанция и все такое… Скажем, тут будет дверь, а в сотне ярдов отсюда – то место, где мы жарили рыбу. Все будет готово за неделю, или архитектору придется освободить свой пост. Годится?

– Стар, это же невозможно!

– Почему, родной?

– Разрушить целый дом для того, чтобы дать мне ручей с форелью? Фантастика!

– Да нет же, уверяю тебя.

– Нет, фантастика! И тем не менее, солнышко, я предлагал тебе не ручей сюда переносить, а самим отправиться туда. В отпуск.

Она вздохнула:

– Ах, как я хотела бы уехать в отпуск!

– У тебя сегодня был сеанс импринтинга? Голос звучит иначе.

– Оскар, это временно.

– Стар, ты проводишь сеансы слишком часто. Ты истощаешь себя.

– Возможно. Но в этом деле только я могу быть судьей, ты же знаешь.

– Я не знаю! Ты можешь быть судьей всего треклятого мироздания, но я твой муж, и мне виднее, когда ты выматываешь себя работой…

– Любимый мой!

И таких инцидентов было немало.

Я не ревновал ее. Этот призрак моего дикарского прошлого был похоронен еще на Невии, и меня он больше не посещал.

Да и Центр – не то место, где этот призрак может разгуляться. Здесь столько же брачных обычаев, сколько культур, – тысячи. Они нейтрализуют друг друга. Некоторые гуманоиды моногамны по инстинкту – ну как лебеди, что ли. И это трудно считать «добродетелью». Как смелость есть преодоление страха, так добродетель есть правильное поведение перед лицом искушения. Если нет соблазна, нет и добродетели. А у этих несгибаемых моногамников искушения просто не бывает. Если кто-нибудь по неведению делал нескромное предложение какой-нибудь из этих целомудренных дам, он не рисковал получить пощечину, ни тем более удар кинжалом. Она просто отвергала его и продолжала беседу. И если бы ее муж подслушал разговор между ними, беды бы тоже не случилось. У инстинктивно моногамной расы не может быть ревности. Я, впрочем, сам этого не проверял. Мне – по виду и запаху – они казались похожими на прокисшее хлебное тесто. Где нет соблазна – нет добродетели.

Однако у меня были случаи проявить «добродетель». Та кошечка с осиной талией была очень соблазнительной. Я узнал, что она из цивилизации, в которой женщина не может выйти замуж, пока не докажет, что способна к деторождению, как это принято у нас на тихоокеанских островах и в некоторых странах Европы. Она не нарушала табу своего племени. Еще больше меня привлекла другая девушка – очаровашка с дивной фигуркой, с отличным чувством юмора и одна из лучших танцовщиц вселенной. Свое предложение она отнюдь не писала на тротуаре, а просто на местном жаргоне с искусной недосказанностью дала понять, что не очень занята и вполне заинтересована.

Это было свежо и почти по-американски. Я справился (стороной) об обычаях ее племени и узнал, что, хотя они очень строги в делах брака, в прочих отношениях нравы у них весьма свободны. В качестве зятя я бы там не прошел, но окно было открыто, даже если двери запирались крепко-накрепко.

В общем, я струсил. Я покопался как следует в своей душе и нашел там такое же сокрушительное любопытство, как у тех женщин, которые делали мне предложения только потому, что я был консортом Ее Мудрости. Миленькая Зай- и-ван принадлежала к числу тех, кто не носил одежды. Последнюю она выращивала сама – от кончика носа до крошечных пальчиков на ногах ее покрывала мягкая блестящая серая шерстка, удивительно похожая на мех шиншиллы. Потрясающе!