выпивки. Сталин, в застольях, как правило, ограничивавшийся самыми легкими грузинскими сухими винами, не считал моральным уродом или конченым алкашом того, кто мог запросто «принять на грудь» стакан-другой сорокоградусной. Это при том, что тогдашний «гранчак», напомню, содержал в себе дозу в 250 граммов – полбутылки по нынешним временам.

Не знаю, сколько правды в истории о том, как Сталин в 1948 году назначал Александра Засядько министром угольной промышленности СССР. На тот момент этот действительно замечательный профессионал своего дела уже успел потрудиться на высоких должностях не только на производстве, но также в наркоматах и министерствах, имел громадный опыт, солидный авторитет. Однако назначение неожиданно натолкнулось на противодействие со стороны некоторых товарищей, принявшихся доказывать Иосифу Виссарионовичу, что этот кандидат, мягко говоря, «склонен к злоупотреблению спиртными напитками». Говоря конкретно – пьет как лошадь, и вообще чуть ли не алкоголик. Сталин решил проверить лично. Налитый ему в кабинете Вождя как раз тот самый граненый стакан водки Засядько осилил шутя. Выпил и второй. А вот от третьего наотрез отказался – несмотря на то, с кем за одним столом находился! При этом якобы и прозвучала ставшая впоследствии крылатой фраза: «Засядько меру знает!» Так ли в точности все было – неведомо. Однако назначение состоялось, и до самой смерти Вождя Александр Федорович блестяще руководил угольной промышленностью. О том, насколько это был ценный для СССР управленческий кадр, свидетельствует тот факт, что даже недоумок Хрущев, снявший было Засядько (как и всех сталинских назначенцев) с должности, вынужден был его в министерское кресло быстренько вернуть.

С именем другого руководителя сталинского времени – наркома, а впоследствии и министра земледелия СССР, первого министра сельского хозяйства страны, Ивана Александровича Бенедиктова, связана история из той же «оперы». Но несколько иного характера. Случилась она тоже уже после войны, где-то в конце 40-х годов. В тот день руководитель министерства позволил себе покинуть служебный кабинет часов эдак в восемь вечера, а не ближе к полуночи. По тем временам – крамола ужасная. Рабочий день крупных руководителей государственного ранга при Иосифе Виссарионовиче был чуть ли не круглосуточным – как и у него самого. Повод, впрочем, был более чем весомым – в гости к Бенедиктову приехала сестра, которую он, за вечным недосугом, не видел с незапамятных времен. Теплая встреча по русскому обычаю переросла в застолье – «со свиданьицем», «за родителей», «за тех, кто не с нами»… Расчувствовавшийся в домашней обстановке министр и не заметил, сколько рюмок успел опрокинуть к тому моменту, как зазвонила «вертушка» – телефонный аппарат прямой связи с Кремлем, имевшийся тогда в квартире каждого «большого начальника». Подняв с замиранием сердца трубку, министр услышал на другом конце провода голос помощника Сталина, Александра Поскребышева: «Иван Александрович, Иосиф Виссарионович ждет вас с докладом через пятнадцать минут!»

Какие пятнадцать минут?! Привести себя за четверть часа «в чувство» да еще и добраться до Кремля (с учетом того, что служебную машину Бенедиктов уже отпустил) было делом совершенно нереальным. На робкие попытки министра отговориться неготовностью к встрече с Вождем Поскребышев, несказанно удивленный подобной неслыханной дерзостью, только повторил приглашение. С тем же сроком прибытия… В министерской квартире воцарилась полнейшая паника. Что делать?! Голову под кран! Нет, что-то не помогло… Нашатырь! Сорочку сменить! Нет, весь костюм! Стой, вот, зерна кофейные, пожуй по дороге – может, запах отобьет?! Входя в кабинет Сталина, Бенедиктов чуть не шатался, но не от выпитого, а от бурлившего в крови адреналина. И недаром – первое, что он услышал от Иосифа Виссарионовича, был заданный не сулящим ничего хорошего тоном вопрос о том, с каких это пор советские министры начали позволять себе опаздывать к нему на доклад. Естественно, ни в какие пятнадцать минут Иван Александрович не уложился.

Понимая, что уже вызвал крайнее неудовольствие Вождя (вот как раз раздолбайства и недисциплинированности тот не терпел ни от кого и ни под каким видом), Бенедиктов, вытянувшись по струнке, выдал: «Виноват, Иосиф Виссарионович! Сестра приехала, пятнадцать лет не виделись… Отмечали…» А дальше – как в ледяную воду с моста: «И вообще я перед вами сейчас пьяный стою!» В кабинете повисло молчание – Сталин на какое-то время потерял дар речи. Потом встал из-за стола, подошел к посетителю, присмотрелся к нему и чуть ли не принюхался. Министр продолжал стоять, теряясь в догадках – вышвырнут ли его с должности попросту и без затей или отправят поднимать сельское хозяйство где-нибудь за Полярным кругом, и вовсе не в роли руководителя… Вместо этого Сталин, достав откуда-то графинчик с коньяком, плеснул напиток в две рюмки и жестом пригласил проштрафившегося выпить: «За вашу честность! И чтоб завтра были у меня в это же время…» Как видим, откровенность и прямоту Вождь ценил в людях превыше всего. А вот попытки выкрутиться, снять с себя ответственность, отбрехаться, с которыми сталкивался чуть ли не каждый день, не переваривал категорически. Кстати, попытки «подвинуть» Бенедиктова с высокого поста, предпринимавшиеся впоследствии его недоброжелателями неоднократно, Сталин пресекал самым решительным образом. С одной и той же формулировкой: «Он честный человек!»

Спасла искренность в аналогичной ситуации, если верить слухам, и руководившего Союзом писателей СССР Александра Фадеева – ну, очень большого любителя «принять на грудь», периодически терявшего в этом увлекательном деле всякое чувство меры. Замучившись разыскивать этого деятеля культуры, регулярно пропадавшего без следа на довольно-таки длительное время, Сталин задал ему прямой вопрос о причинах этих «исчезновений». И получил предельно откровенный ответ: писатель признался, что время от времени уходит в запой дней эдак на десять, а то и на пару недель. И что сделал Иосиф Виссарионович? Лишил наград и премий? Запретил печатать его книги? Ну, хотя бы с должности попер?! Не-а… Душевно попросил «проводить это мероприятие по-коммунистически» – укладываясь дня в три-четыре. Впрочем, дабы у читателя не сложилось впечатление, что Сталин чуть ли не поощрял пьянство, приведу другую историю. Актеру театра и кино Андрею Абрикосову, лихо хватившему на приеме в Кремле стакан водки под тост: «За здоровье товарища Сталина!», Вождь печальным и проникновенным тоном посоветовал: «О своем подумай…» Вообще говоря, многих советских деятелей культуры Вождь за пристрастие к выпивке одергивал весьма серьезно. Некоторые, говорят, после беседы с ним даже «завязывали».

Женщины… В этом вопросе Иосиф Виссарионович, которому в семейной жизни трагически не везло, тоже не был ни ханжой, ни аскетом. На романы, интрижки и похождения своих высокопоставленных подчиненных он смотрел сквозь пальцы. С одной, правда, оговоркой… История об ответе Верховного на попытку наябедничать ему на амурные