Последние слова относились к Уолтеру, который стал подливать хозяину чай, но перелил, и горячая жидкость выплеснулась на ослепительно белые брюки Лазаруса.

– О какой услуге? – спросила Офелия.

Забыв, что его ошпарили чаем, Лазарус доверительно наклонился над столиком и расплылся в широченной улыбке. Его глаза, стекла очочков, зубы и позолоченный кончик носа сверкали в полумраке комнаты. Состарившись, он по-прежнему не утратил юношеского жизнелюбия. Амбруаз в своем кресле на колесах выглядел более сосредоточенно и значительно старше Лазаруса. Эта парочка нисколько не напоминала отца и сына.

– Об extremely простой услуге, – доверительно произнес Лазарус. – Я должен был смотреть.

– Смотреть на что?

– На все, что сочту достойным интереса, юная lаdy! А так как я считаю достойным интереса абсолютно все, то каждую секунду своей жизни я высматриваю для Бо… ну, для того Некто… все подряд.

Увлекшись, Лазарус вовремя спохватился и опасливо оглядел комнату. Но роботы спокойно продолжали выметать пыль из углов гостиной и даже не сделали попытки встать в железный хоровод.

Тогда он торжественно извлек из кармана записную книжку и взмахнул ею, словно фокусник волшебной палочкой.

– Я писал путевые заметки! Столько заметок, что они вполне могут соперничать с количеством километров, которые я преодолел, занимаясь исследованиями.

«Иными словами, – подумала Офелия, поглаживая шарф, чтобы заставить его вести себя прилично, – этот человек – пешка Бога. Похоже, дела плохи». Она украдкой взглянула в большой застекленный проем окна. Свет ламп превратил его в зеркальную поверхность, отражавшую всех четверых, точнее, пятерых присутствующих, включая безликую фигуру Уолтера. Бог не имел отражения, так что пока можно было утешиться тем, что ни Амбруаз, ни Лазарус не являются самозванцами.

– Несколько лет назад Некто явился повидаться со мной, – продолжал Лазарус, шумно отхлебнув чаю. – Он доверил мне новую миссию и опять снабдил средствами для ее выполнения. Миссию extremely деликатную. Найти неуловимую Аркантерру! Или, на крайний случай, уроженца Аркантерры. Бедная мадам Хильдегард! – печально вздохнул он. – Единственная известная мне аркантерровка, да и с той я не успел встретиться. Похоже, она скончалась при загадочных обстоятельствах.

– Ее поглотила пустота…

Офелия направила очки на Торна, произнесшего эти слова. Его острый как бритва профиль не выражал ничего, однако повисшая пауза звучала словно обвинение. Это из-за вас ее поглотила пустота, потому что вы ее преследовали, потому что Бог хотел получить ее семейный дар, но она предпочла пожертвовать собой, нежели допустить, чтобы Он стал приносить еще больший вред.

Пальцами, обтянутыми белыми перчатками, Лазарус массировал свой гладкий подбородок.

– Для такого блестящего архитектора подобный уход со сцены весьма прискорбен. Я так и не понял, отчего это все произошло. Если бы мне хоть довелось ее увидеть, поговорить с ней, я бы, разумеется, сумел убедить ее в целесообразности нашего предприятия. Видите ли, – восторженно произнес Лазарус, молитвенно складывая руки, – Некто гораздо больше, чем просто Отец-создатель Духов Семей и нового человечества. Он не ищет ни славы, ни признательности. Он хочет только одного: стать воплощением каждого из вас. Даже я, всего лишь бесправный, растрогался до глубины души красотой Его творения, величием Его замысла! К сожалению, мне не суждено принадлежать к Его прекрасной и большой семье. Но я употреблю всю свою энергию, чтобы сделать этот мир – Его мир – еще более perfect![45] И тем хуже, если Светлейшие Лорды не считают меня достойным влиться в их ряды. С того момента, когда им понравились мои роботы и они начали помогать мне в борьбе против эксплуатации человека человеком, я чувствую себя полноценным гражданином!

Речь Лазаруса напоминала журчание ручья. Офелия поражалась его прямодушию и – одновременно – легковерию. Ей хватило единственной встречи с Богом, чтобы навсегда отбить у нее охоту Ему прислуживать. Девушка украдкой наблюдала за Амбруазом, пытаясь понять, успел ли он проникнуться теми же взглядами, что и Лазарус. Но подросток бесстрастно созерцал янтарную поверхность чая у себя в чашке. Присутствие отца словно превращало его в пустое место.

– Нами управляют Светлейшие Лорды, – произнес Лазарус, выразительно глядя на раззолоченную форму Торна. – Но как вам удалось стать одним из них? Good Lords! В последний раз я слышал о вас как о попавшем в немилость интенданте на Полюсе. А сегодня вы уже Лорд на Вавилоне!

Торн пожал плечами.

– Я выполняю поручение Генеалогистов. Задайте им этот вопрос.

Офелия восхищалась тем, как умело Торн скрывал свою нервозность. После сообщения Лазаруса вряд ли стоило признаваться, что он заключил союз с Генеалогистами исключительно с целью противостоять Богу.

– Клянусь честью, я от этого воздержусь! – расхохотался Лазарус, протирая стекла очков. – У нас разные уровни посвященности: они знают одно, я – другое. Генеалогисты не имеют права сообщать мне то, что известно им, равно как и я не имею права разглашать то, что известно мне. Не обижайтесь, мистер Торн, Лорд Генри или как вас там еще, если я скажу, что меня больше интересует участь вашей спутницы.

Офелия вцепилась пальцами в шарф, конец которого метался по воздуху, словно распушенный кошачий хвост. Театральным жестом Лазарус поправил очочки и впился розовым взглядом в Офелию. Одно его слово – и все роботы в доме, а может быть, и во всем городе превратятся в тюремщиков с кинжалами. Или во что-нибудь похуже. Мигрень усиливалась. Офелия поняла: если ситуация потребует, когти Торна готовы перейти в наступление.

– А почему вас волнует моя судьба? – спросила она.

Лазарус так резко навалился на чайный столик, что стукнулся коленями об его медный край.

– Как по-вашему, юная lаdy, зачем Некто поручил мне поскорее найти уроженцев Аркантерры? Почему Ему срочно понадобилась их власть над пространством? Не хочу вас ни в чем упрекать, но все случилось именно из-за вас. Вы нарушили хрупкое равновесие нашего мира своей давней неудачной попыткой пройти сквозь зеркало, – произнес он, снисходительно улыбаясь. – А Он сделает все, что в Его власти, чтобы восста…

– Не выдавайте ее!

И хотя Амбруаз произнес это шепотом, все, включая механического Уолтера, повернулись в его сторону. Амбруаз же опустил голову так низко, что его тюрбан повис над коленями, угрожая свалиться на них. Осмелившись прервать речь отца, он и сам испытал глубочайшее потрясение.

– Не выдавайте ее, – снова с усилием произнес юноша. – Она… она помогла мне. И я дал себе слово, что помогу ей, когда она вернется.

Офелии показалось, что камень, застрявший у нее в груди, провалился на дно желудка. Она помогла ему? Неужели Амбруаз намекал на тот день, когда она высвободила его колесо из булыжной мостовой?