конечно, Не любил он ее и не мог полюбить. В этом она сейчас еще раз убедилась. Окончательно. Значит, искал он ее для того только, чтобы сказать «спасибо». А ей это не нужно. Она сама тысячу раз сказала Алексею Петровичу «спасибо». Спасибо за то, что встретила его, что он внушил ей на всю жизнь такую любовь, за доверие, которое он ей тогда оказал, за то, что довелось ей, хоть, и недолго, шагать с ним нога в ногу, плечом к плечу. Словом, за счастье, которое он, сам того не ведая, подарил ей на многие годы.

«Спасибо тебе, Алексей Петрович. А твоего «спасибо» мне не надо».

13

Конечно, он мог бы получить увольнительную и отправиться в город. Но Ануку вызвал ее техникум, она в Тбилиси, а без Ануки куда в городе денешься — в кино один не пойдешь, а на танцы и подавно. С Анукой танцевать одно удовольствие, а с другими... Да ну их, других. Нет, в город сегодня Гриша не ходок, сегодня и здесь будет интересно — после обеда приедет волейбольная команда из соседней авиачасти, а Гриша, понятно, болеет за свою, а может даже так случиться, что и сам он будет играть. Правда, шансов на это немного. Вчера лейтенант Соснин, тренер и капитан команды, сказал Яранцеву, что лейтенант Корягин собирается в выходной поехать в Тбилиси. «Вот, если он уедет, то вы будете играть вместо него».

Но до волейбольного матча еще много времени. Надо пока чем-то заняться. А заниматься чем-нибудь серьезным, если по-честному, Грише сейчас неохота. Только торчать без дела у всех на виду тоже не резон. Хотя ты и выходной, но все «вышестоящие», начиная с дневального, всегда найдут для тебя какое-нибудь неотложное дело.

Прихватив книжку, Гриша решил укрыться в одной из дальних аллей парка: захочется — почитаю, а нет — подремлю немного на скамье.

Гриша обошел казарму с глухой, безоконной стороны и тут увидел у гаража старшего лейтенанта Цапренко. Он был в синем комбинезоне, со множеством карманов, набитых всяческим крупным и мелким слесарным инструментом. Присев на корточки, чуть-чуть склонив набок голову, Цапренко прислушивался к работе двигателя. Тут же возле мотоцикла стояли два надраенных, начищенных, наодеколоненных солдата из первого взвода, — видно, шли к автобусной остановке, чтобы поехать в город, да так и застряли у мотоцикла.

Мотоцикл такая штука — от него легко не оторвешься. Тем более что к этому мотоциклу многие ребята в подразделении были, так сказать, лично причастны и возлагали на него немалые надежды. Дело в том, что машина эта, отжившая свой век, подлежала списанию и сдаче в утиль. На иную роль она уже, судя по всему, не годилась. Но старший лейтенант Цапренко, посоветовавшись с членами комсомольского бюро, попросил оставить машину в строю, заверив командира, что комсомольцы отремонтируют ее во внеурочное время. «А потом во внеурочное время мы научим желающих водить машину», — обещал Цапренко подполковнику. Машину комсомольцам удалось поставить на колеса за какие-нибудь две недели, и Гриша принимал в этом самое деятельное участи. Он очень любил мотоциклы и, надо сказать, знал в них толк.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!

Цаиренко посмотрел на Яранцева, кивнул в знак приветствия и спросил:

— Ну, как на твой просвещенный слух?

— Отлично наладили двигатель, товарищ старший лейтенант, — искренне похвалил Гриша.

— Хочешь прокатиться? — спросил Цапренко.

«Маг и волшебник», — с благожелательной иронией подумал Гриша. Но на вопрос старшего лейтенанта ответил сдержанно:

— Да, не отказался бы.

— Ладно, бери... Прокатись немного и ребят подбрось к шлагбауму. Но дальше ни-ни.

Когда за поворотом показался шлагбаум, Гриша дал предельную скорость, чтобы немного подразнить Володю Попова. Но Попов, который стоял у шлагбаума, даже не шевельнулся, даже глазом не моргнул. Ну и нервы у парня — железные.

Гриша остановил машину почти у самой будки. Из будки вышел Селезнев.

— Пропуск! — сказал он, и Гриша, продолжая свою игру, полез в карман. Только Селезнева не проведешь, он сам кого хочешь разыграет.

— Понятно, — сказал Селезнев. — И давай отъезжай в сторону, на дороге стоять не разрешается.

Гриша послушался. Шутки шутками, а это уже не шутка, а служба. Парни из первого взвода неохотно слезли с мотоцикла, но продолжать свой путь не спешили — оба они оказались заядлыми мотоциклистами и тут же завели с Яранцевым спор, который показался равнодушному к машинам Селезневу и не стоящим и не смешным.

— Ну, хватит вам, технические гении, — сказал Селезнев. — Давайте лучше поговорим о любви и ее особенностях.

Но Грише не хотелось говорить об особенностях любви.

— Много ты в ней понимаешь, — сказал он Селезневу.

— Чуть побольше, чем ты в торговле сувенирами! — сказал Селезнев.

— Ну-ну, ты потише, — остановил его Гриша. Ему всегда очень не нравилось, когда Селезнев заговаривал с ним об Ануке. Потому что Селезнев всегда будто на что-то намекает. Может, он ничего плохого и не думает, но все-таки это противно. Да и вообще, какое ему дело до Ануки?

— Бывайте! — сказал Гриша и развернул машину.

...У спортивной площадки Гриша затормозил. Подполковник Климашин в белой майке и синих гимнастических брюках тренировался на параллельных брусьях... «Ну и бицепсы себе накачал наш командир», — одобрительно подумал Гриша. Он сам когда-то мечтал иметь такие — это же красота, когда у тебя могучие бицепсы, но в один присест такие не приобретешь, а на большее тогда ни терпения, ни интереса не хватило.

— Может, разомнетесь со мной за компанию? — спросил у Яранцева командир.

— А мы уже сегодня разминались, товарищ подполковник. У нас все по норме.

— Все по норме, говорите? Ну-ну. Тогда, пожалуй, и мне хватит.

Подполковник обтер руки и шею полотенцем, натянул на себя синюю трикотажную рубаху и, присев на передок мотоциклетной коляски, спросил Яранцева:

— Бегает машина?

— Бегает, товарищ подполковник.

— Не думал, что будет тянуть старушка.

— Отлично тянет, товарищ подполковник.

— Из дому вам пишут, товарищ Яранцев? — спросил подполковник.

— Пишут. И мать пишет, и сестры, и даже племяшки. И они пишут, и я пишу.