Но что, если – как предполагают Данн и Кратчфилд – короеды выбирают уязвимые деревья не только по «феромонам скопления» самцов-первопроходцев и по кайромонам, выделяемым с живицей раненых деревьев, но и по биоакустическим приметам (например, по внутренним взрывам газовых пузырей во время кавитации)? Можем ли мы предварительно предположить, что короеды (как и многие дневные и ночные бабочки, богомолы, сверчки, кузнечики, мухи и Neuroptera) тоже слышат в ультразвуковом диапазоне? На эту мысль наводит роскошный ультразвуковой мир внутри пиньона, который, как и недавние исследования, указывает, что слух у насекомых распространен намного шире, чем считалось прежде [463].

И действительно, после того как вы проводите какое-то время внутри пиньона среди животных, подладившись по масштабу к их миру, кажется всё менее ясным, почему биоакустика короедов исследуется так мало, и не верится, что звуки внутри дерева, явно имеющие характер взаимодействия, случайны. Изучая звуковой пейзаж пиньона, Данн и Кратчфилд обнаруживают: «Очень многообразный ряд звуковых сигналов остается и после того, как состоялись все предполагаемые поведенческие действия: выбор дерева-хозяина, координация атаки, ухаживания, соперничество за территорию и вытачивание брачных спален. В полностью колонизированных деревьях стрекотание, щебет и щелчки могут продолжаться непрерывно по несколько дней и несколько недель, спустя долгое время после того, как почти все вышеперечисленные действия, вероятно, пришли к своему завершению». Что это значит? Данн и Кратчфилд делают осторожный, но важный вывод:

«Наблюдения наводят на мысль, что эти насекомые социально организованы более изощренно, чем предполагалось прежде, и что структура их организации требует постоянной коммуникации посредством звуков и вибрации субстрата» [464].

Недавние исследования Реджинальда Кокрофта и его соавторов из университета штата Миссури в городе Колумбия ставят еще один вопрос. Кокрофт продемонстрировал, что низкочастотные звуки и ультразвуки, передающиеся по воздуху (то, что записал Дэвид Данн), – на самом деле лишь один из элементов звукового мира насекомого. Похоже, гигантское множество насекомых, живущих на растениях, общаются между собой и с помощью неакустических вибраций своего живого субстрата. «Виды, чувствительные к вибрациям, – пишут Кокрофт и Рафаэль Родригес, – могут не только отслеживать вибрации, чтобы заметить хищников или добычу, но также вызывают вибрации структур, чтобы общаться с другими особями». Заставляя вибрировать листья, стебли и корни растений, насекомые рассылают осмысленные сигналы на большие расстояния (в случае веснянок – на дистанцию до восьми метров). Не скованные физическими ограничениями коммуникации по воздуху, они могут сдерживать хищников, продуцируя низкочастотные сигналы, которые имитируют звуки гораздо более крупных животных. Некоторые – например, муравьи-листорезы – вызывают вибрации, чтобы созвать товарищей к источнику ценной пищи. Другие – к примеру, личинки щитоносок – обмениваются вибрационными сигналами, чтобы скоординировать формирование оборонительных отрядов. Третьи (в том числе горбатки, которых в Америке называют боярышниковыми жуками) генерируют коллективные сигналы бедствия, дабы позвать матерей, когда оказываются в опасности. И излишне упоминать, что хищники подслушивают вибрации, дабы обнаружить свою добычу (эта практика объясняет «виброзащиту» – тот факт, что некоторые насекомые «движутся так медленно и генерируют так мало вибраций субстрата, что могут пройти мимо паука, не спровоцировав атаку»). Разнообразие вибрационных сигнальных аппаратов и сигналов – это «нечто фантастическое» [465].

Давайте по-новому вообразим ландшафт звукового пейзажа. Давайте начнем со всей этой бурной, шумной музыкальной энергии и раскроем наши органы чувств еще шире. И давайте предположим, что существует не только мультимодальность, но и кросс-модальность, что, как и наши органы чувств, органы чувств насекомых имеют смысл в совокупности, а не в изоляции.

Да, мир насекомых – это шумный мир, постоянное акустическое жужжание: барабанный бой, пощелкивание, попискивание, щебет.

Да, это также вибрирующий мир, такой чувствительный, что даже легкий ветерок может его нарушить, а ливень – заставить умолкнуть или заглушить.

Да, это и химический мир: безостановочный, невероятно замысловатый, безумно изобретательный молекулярный лабиринт аттрактантов, репеллентов, снадобий, ядов и маскировки.

И да, как все мы знаем по медоносным пчелам фон Фриша, это мир непосредственной физической интимности: прикосновений, ощупывания и обмена веществами, а также мир визуальных подсказок.

Это мир интенсивных взаимодействий, ландшафт, в котором связываются и общаются животные одного вида и разных видов.

Слушайте. Можете его расслышать? Благодаря звуковому пейзажу мы робко входим в более широкий, более обильный мир.

Но этот звуковой пейзаж – не просто звуки жизни внутри деревьев, а саундтрек эпидемии.

Как утверждают Данн и Кратчфилд, эти шумные жуки – не просто симптомы глобального потепления, но и его причина. Данн и Кратчфилд рассматривают динамику леса как что-то вроде кибернетической петли обратной связи, которая в условиях климатических изменений ускоряется. Своей неизменно успешной адаптивной популяционной динамикой насекомые выводят систему из равновесия. Короеды, играющие решающую роль в уничтожении лесов, что, в свою очередь, высвобождает углекислый газ, накопленный в биомассе деревьев и абсорбированный при их росте, становятся ускорителем «энтомогенных климатических изменений» (термин Данна и Кратчфилда) [466].

Идея интригующая. Но на практике она, вероятно, мало что изменит для Scolytidae и их союзников, проникающих под кору. Во всех кругах уже твердо решено, что короеды виноваты в обезлесении столь многих территорий Северной Америки, что их поведение – это «заражение» и «нашествие» (так что обеспокоенность короедами подверстывается к устойчивым страхам перед иммиграцией людей), поэтому надо принимать меры для их истребления.

Прислушайтесь. Эти звуки вызывают неоднозначную реакцию. Красота этой роскошной внутренней жизни, музыка флоэмы; нечто самодостаточное, безразличное, саундтрек катастрофы. Эти жуки ведут абсолютно коммуникабельный образ жизни, их Umwelt — всесторонне общественный. Нам не стоит выбирать себе таких существ в качестве врагов.

«Государство биологической безопасности» со своими ловушками, пестицидами, древесными хирургами, просветительскими программами и введением карантина в конкретных округах почти бессильно. Кажется, Мао Цзэдун первым сказал, что там, где есть репрессии, есть и сопротивление. Он имел в виду не бактерий или вирусы. Но нам следует о них подумать. Еще двадцать пять лет назад в лесах Норвегии и Швеции семь миллиардов жуков были пойманы в феромонные ловушки во время кампании против нашествия европейских еловых короедов [467]. Семь миллиардов! Но их наступление продолжалось. Репрессии напрасны. Каким-то образом нам придется сосуществовать. Каким-то образом нам придется подружиться.