столом. Вместе со своей шлюхой. Ерема видел преданные взгляды и при желании мог бы вообще не связываться с соперником, а просто показать пальцем в его сторону. И все, и ваши биты. Однако крепыш в посторонней помощи не нуждался. Крепыш сейчас если и нуждался в чем-то, то разве лишь в стопке водки. Не для храбрости, конечно, а просто для успокоения. Ерема крутанул головой, повел взглядом по столикам, заметил налитый стакан и одним махом, не спрашивая разрешения, выпил до дна. Разрешения ему не требовалось. Закусывать не стал, будто желая быстрее запьянеть. Ереме это удалось, и взгляд его, устремленный на коварную изменщицу, и минуту назад такой ласковый и радостный, источал теперь неприкрытое презрение.

— Сука ты, Настена, — процедил сквозь зубы Ерема, — дешевка. Подстилка подзаборная. Скважина половая…

Настена не проронила ни слова и испуганно таращилась почему-то не на Ерему, а на Бобровского. И смотрела на жениха виновато и ждала поддержки. Жених все-таки. Офицер все-таки, а офицеры своих дам никогда в обиду не давали, а в старые времена после таких оскорблений вообще вызывали на дуэль. Капитан Бобровский о дуэли не думал, стреляться тем более не хотел и выход из конфликта видел по-своему. Он просто махнул на Ерему рукой и спокойно сказал:

— Не обращай внимания, хлопец хлебнул немного лишнее. Проспится, попросит прощения. Пошли за столик.

Ерема начал бледнеть. Настя хотя и заслуживала резких слов и упала в глазах Еремы ниже пола, но он не мог смириться с намерением Бобровского увести ее. Ерема повернулся к Бобровскому.

— Что ты сказал, худосочный? От кого ты ждешь прощения?

— От тебя, — спокойно пояснил Бобровский, — идем, Настя.

Ерема правой рукой сунулся под куртку, растирая грудь в области сердца. Кажется, ему стало плохо. Через пару секунд Ерема медленно вытянул руку, и все ужаснулись. В руке крепыша был пистолет. Такого поворота никто не ожидал. Настя в ужасе прикрыла лицо руками, не в силах видеть, как Ерема направил пистолет на капитана.

— Ты ждешь моих извинений? — Ерема будто не говорил, а грозно шептал, однако голос его был слышен даже за дальними столиками. — Ты увел у меня невесту, и я должен просить у тебя прощения? Пристрелю, гад! Мне не жить без Насти, но и тебе не дам!

Никто не верил, что дело закончится трагедией, и когда прозвучали первые выстрелы, зал разорвался истошными женскими криками. Выстрелы гремели даже после того, как Бобровский рухнул на пол и признаков жизни уже не подавал. Ерема вымещал на жертве все зло, горя одним желанием — не оставить его в живых. Для этого, наверное, сделал несколько шагов в сторону, меняя угол обстрела, и никто не обратил внимания, что при этом Настя оказалась в зоне обстрела, как раз между упавшим Бобровским и Еремой. Многие уже ринулись к двери, и вообще не видели жуткую картину, и не видели, как Настя вдруг вскрикнула, ойкнула, схватившись одной рукой за грудь, а другой опершись о стол. Она пыталась опереться, чтобы не упасть, она вроде боялась, что падение будет болезненным, однако сил, чтобы устоять, не хватило. Единственное, что ей удалось, так это не грохнуться, а медленно завалиться на бок.

— Настена… — растерянно бормотал Ерема, начиная осознавать, что он натворил, и не в силах в это поверить, — ты что, Настена?.. Что с тобой, роднуля?..

Настя оставалась безучастной. И к вопросам бывшего жениха, и к происходящему в баре. Ерема не заметил, как от стойки бара к нему метнулся парень в джинсовой куртке, и даже когда заметил, не придал большого значения, посчитав, что парень просто решил вырваться на улицу. Ерема ошибся, парень метнулся именно к нему, воспользовавшись паузой в стрельбе. Ерема это понял, когда парень сильным ударом чем-то тяжелым выбил из его руки пистолет, а вторым ударом в голову свалил на пол. Ерема упал рядом с Настей, и непонимающе, с негодованием вытаращился на незнакомца. Что за номера, блин? Кто посмел поднять на него руку? До крови разбил голову, гад. Однако прикидывать и вспоминать было некогда, слишком уж решительный вид был у парня, и Ерема здоровой рукой потянулся к лежавшему на полу пистолету. Джинсовый оказался проворней, и ТТ поднял первый. Теперь у него стало два пистолета, по одному в каждой руке, и оба целились в Ерему.

— Лежать! — грозно изрек незнакомец. — Пристрелю, если двинешься!

Ерема устало склонил голову на грязный пол, доносившиеся от двери женские крики и шум воспринимались сквозь пелену, будто издалека, и этот шум усилился, когда парень поднял пистолет и дважды выстрелил вверх.

— Все назад! Всем оставаться на местах!

Толпа притихла. Одни от испуга, другие от недоумения и непонимания, что здесь творится и во что выльется стрельба. И кто вообще этот парень, сваливший и обезоруживший крепыша, и не разрешающий покинуть место пальбы. Толпа немного притихла, пришла в себя, когда парень крикнул официантке, испуганно глазеющей из-за барной стойки:

— Звони в милицию! Быстро!

Официантка резво спрятала голову за стойку, не сразу сообразив, что от нее хотят, а когда сообразила, стала вспоминать, где находится телефон и по какому номеру нужно звонить в милицию. Телефон стоял тут же на стойке, и девушка на четвереньках двинулась в ту сторону. Парень в джинсовой куртке убедился, что она сняла трубку, и приказал Ереме:

— Двигай на выход. Быстро! И без лишних движений. С двух метров я еще не промахивался.

Ерема тяжело поднялся вначале на колени, потом встал во весь рост. Голова кружилась, во всем теле была какая-то непривычная слабость, и крепыш немного постоял без движения. По голове к шее стекала струйками кровь, он вытер ее ладонью, потянулся было в карман за платком, однако джинсовый не позволил.

— Руки! — приказал строго и, не спуская глаз, разрешил взять со стола салфетки.

Ерема так и сделал, и приложил к кровоточащей ране все салфетки, что оставались в вазе. На выход он двинулся, держа одну руку у больного места, а другая беспомощно свисала вдоль тела. Джинсовый приложился пистолетом по предплечью, и приложился от души. Как бы ключицу не сломал, гад. Кто он? Из милиции, это ясно, но почему незнакомый? Крепыш знал всех местных ментов, и не только в лицо, а многих по именам, а некоторые при встрече даже здороваются за руку. А этого мудака никогда раньше не видел.

Этим вопросом крепыш терзался недолго. Едва они оказались на улице, конвоир ткнул Ерему в спину пистолетом и приказал:

— Мордой вниз! Руки за голову, ноги шире плеч. Быстро!

Ерема испугался, что