class="p1">— Онорэ Мария, комиссар по судебным делам. Буду признателен, если сделаете милость и предоставите мне возможность с вами побеседовать.

Ноэль кончил тянуть створку двери к себе:

— Охотно. Хотя и не понимаю…

Незнакомец не удостоил его ответом. Без спроса прошел на середину мастерской, где неподвижно застыл, свесив руки и сжимая шляпу пальцами в перчатках.

— Может, присядете?

— Благодарю.

Толстяк, наверное, на своем веку уже подвергся неоднократным злоключениям, вселившим в него предубеждение относительно выносливости стульев и кресел, поскольку остановил свой выбор на ларе, в котором Бэль хранила старую одежду.

Он уселся на него с таким видом, будто бы его надолго приговорили никуда оттуда не двигаться. Ноэль остался стоять, устремив на него вопросительный взгляд.

Самообладание не покинуло его. Он оставался в высшей степени хладнокровен и не боялся ничего, кроме неожиданного возвращения Бэль.

Но комиссар, вроде бы, вовсе не торопился начинать разговор. Он медленно переводил дух, тяжело дышал, и Ноэль заподозрил его в том, что он играет комедию для того, чтобы его встревожить.

И ничуть не ошибался. Испытывать нервы своих собеседников долгим молчанием было правилом комиссара Марии.

— Может быть, — заговорил он, наконец, — вы догадываетесь о цели моего визита?

Сведя тем самым на нет «хотя я и не понимаю», только что высказанное хозяином дома.

Ноэль решил сражаться с толстяком его собственным оружием: он лишь с сомнением покачал головой.

Комиссару пришлось возобновить разговор, что он и сделал с сожалением:

— За последние дни вы, вероятно, узнали из газет, что промышленник Иуда Вейль, проживавший в доме 42 по авеню Семирамиды, был убит в ночь с пятницы на субботу… Не ошибаюсь?

— Вовсе нет, — признал Ноэль.

Комиссар вытащил из карманов блокнотик с загнутыми углами и карандаш, грифель которого был защищен колпачком. Он осторожно снял перчатки, смочил языком кончик карандаша и записал это «вовсе нет».

— Мне говорили, что мадам Мартэн и вы сами были близки месье Вейлю?

— Да. Его смерть нас потрясла.

— И удивила, не правда ли?

Ноэль согласно кивнул.

— Давно ли вы дружите с потерпевшим?

— С год.

— Предполагаю, что вы виделись часто?

— В среднем раз-два в неделю.

— С мадемуазель Джоан Вейль знакомы?

— Конечно.

— А с личным секретарем месье Вейля, Абдоном Шамбром?

— Да.

Комиссар долго обдумывал эти ответы. Все его внимание было сосредоточено на блокнотике.

— Как вы думаете, месье и мадам Вейль были дружной парой?

— Безусловно.

— Тем не менее, месье Вейлю приписывают много похождений. А еще говорят, что мадам Вейль испытывала от этого много горя.

Ноэль с горечью подумал, что обычный преступник усмотрел бы в этом случай направить подозрения в ложном направлении. Но он и не собирался спасать свою шкуру путем обвинения кого-то другого.

— Столько разного рассказывают! — произнес он, пожав плечами.

— А вы сами никогда не присутствовали при какой-нибудь ссоре, скандале?

Ноэль весь напрягся.

— Чего вы от меня ждете, комиссар! Чтобы я стал вашим стукачом?

Толстяк медленно поднял голову. Его разноцветные глазки (один голубой, а другой серый) впервые взглянули на собеседника:

— Ничуть. У нас свои осведомители есть, записные. Однако позвольте вам заметить, что вы лучше выполните долг дружбы, отвечая мне без обиняков, чем замыкаясь в молчании, которое может лишь все запутать.

— Вы правы, — признался Ноэль после некоторого молчания. — Ладно, выскажу вам мое мнение в двух словах. Вы ошибаетесь, подозревая Юдифь Вейль в том, что она могла совершить преступление из ревности. Она, само собой, страдала от неверности мужа, но это-то и составляло смысл ее жизни.

Комиссар не записал этот ответ, но манера, с которой он его выслушал, позволила заключить, что нескоро его забудет.

— Благодарю за искренность. Поговорим-ка о мадемуазель Вейль. Она когда-нибудь пускалась с вами в откровения?

— Конечно. Но отнюдь не для того, чтобы я это повторял.

Комиссар вздохнул.

— Я, должно быть, плохо выразился! Мадемуазель Вейль уже взрослая, впору замуж. Я хотел лишь спросить, не знаете ли, может поговаривала о каком-нибудь молодом человеке?

Роман между Джоан и Абдоном был всем известным секретом. Ноэль решил не делать вид, что ему ничего об этом неизвестно. К тому же, он знал от Бэль, что полиция прекрасно о сем осведомлена.

— Мне сказали, что месье Вейль был против пассии своей дочери.

— Да как это возможно? Он даже не был в курсе.

— Предположим, что он что-то пронюхал. Он бы воспротивился?

— Вероятно.

— Был бы рад услышать ваше мнение об этом месье Шамбре. Он вам внушает доверие?

— Нет. Ни доверия, ни симпатии. Сразу же добавлю, что не думаю, что он способен на преступление.

— Неужели? А почему?

— Потому что не сможет! У него нет ни требуемого хладнокровия, ни решимости.

— Погодите-ка, месье Мартэн. Я — ювелир, золотых дел мастер, как мы говорим в шутку у нас на Набережной Ювелиров,[7] и могу вас заверить, что редко убивают хладнокровно. Хладнокровие требуется потом, когда к виновному звонят в дверь, когда ему приходится отвечать на вопросы, лгать, притворяться, придумывать правдоподобную историю, пытаться провести полицию… Скажите-ка… Говорят, что между мадемуазель Вейль и ее отцом был постоянный конфликт?

— Да, ее независимость ущемляла его домашнюю деспотию. Джоан считала, что отец не имеет никакого права вмешиваться в ее личную жизнь. Упрекала его в жесткости к Юдифь, в том, что он всегда противился ее собственной эмансипации путем труда… Конечно же, всего этого недостаточно, чтобы толкнуть на преступление девушку ее круга!

— Даже если эта девушка находится под полным влиянием совершенно беспардонного человека?

— Даже! Вы что, сомневаетесь, что удар Вейлю нанес мужчина?

Ноэль надеялся получить таким образом хоть какие-нибудь сведения о ходе расследования, но был жестоко разочарован. Комиссар снова, вроде бы, был поглощен лишь своим блокнотиком.

— Вы сказали, что ходили к Вейлям в среднем два раза в неделю?

— Да.

— А случалось, что мадам Мартэн бывала у них без вас?

— Конечно.

— И, при этом, месье Вейль иногда был дома один?

— Наверное, да.

— Но, принимая во внимание его репутацию, вам никогда не приходило в голову, что он мог…

— Приударить за моей женой? Послушайте, комиссар, мы же не в прошлом веке! К тому же, Вейль всегда рассыпался в любезностях, вовсе не ожидая моего отсутствия или чтобы я отвернулся.

— И вы не… Вы не возражали?

— Нет. Такого рода ухаживания представляют реальную опасность лишь когда пытаешься им помешать. Они поддерживают в женщине стремление нравиться, но при этом не дают ее супругу утратить бдительность и погрязнуть в обманчивом чувстве безопасности.

— Большинство мужей вовсе так не считают.

— Ну и зря! Без двух-трех таких Вейлей ладной супружеской жизни получиться не может.