— Ну, как дела у Джека?

Я до сих пор ни слова не говорила о Джеке, так что приходится допустить, что она слышала какие-то сплетни от мистера Коутса. Меня это не привело в восторг.

— Видимся иногда, — ответила я. И подумала, что это точный ответ. Джек ни разу не позвонил мне после нашей встречи в парке. На прощанье даже не сказал: «Увидимся». Вот его точные слова, когда он подзывал такси:

— Ну, теперь сама занимайся своими делами, бывшая жена.

Я не отношусь к таким женщинам, у которых хватает времени или ума, чтобы анализировать каждое слово, сказанное мужчиной. Но даже ежу было бы ясно, что наше прощание меньше всего было похоже на расставание страстных возлюбленных. В сущности, это был тот Джек, каким я его знала всегда. Для него такая любовница, как я, — просто развлечение, времяпрепровождение, нечто подцепленное по случаю на вечеринке, когда больше никого не оказалось рядом. Ну вот, я снова драматизирую, наговариваю на Джека. Я же знаю, что кое-что для него все-таки значу. Но значу ли я для него все? Мне хотелось, чтобы все его мысли были обо мне.

Я устала от этой неуверенности в отношениях с Джеком. Я успокаивала себя тем, что я не эксперт в таких вопросах. Объясняла его невнимание ко мне тем, что у нормального мужчины потребность в близости то больше, то меньше, как фазы убывания и роста луны. Невозможно, да и вредно для психики все двадцать четыре часа в сутки целиком посвящать ухаживанию за женщиной. Так иссякнут, все душевные силы и душа останется пустой. Чтобы не потерять себя, надо иногда отстраняться, собираться с силами. Я была уверена, что даже психотерапевт Джейсона согласилась бы со мной. Наверное, эмоциональная открытость — как библиотека: с понедельника по пятницу открыта весь день, в субботу работает до трех, воскресенье и каждый третий четверг месяца — выходной.

Мама сказала:

— Ну, это тоже неплохо, — но голос у нее был неуверенный. Она изящным движением поднесла к губам чашку: — Как поживают его родители?

— Не знаю. — И тут же мне стало неловко из-за того, что я не знаю.

— Он о них что-нибудь рассказывал? — спросила Анжела. Я сообразила, что она осторожно подталкивает меня к какой-то мысли, но к какой — не могла сообразить. Поскольку мы с ней только начинали выстраивать свои отношения, я не могла ответить так, как мне хотелось. А мне хотелось рявкнуть: «Я его черт знает сколько лет, не видела, так что, нам больше поговорить не о чем, кроме как о его родителях?»

Вместо этого я ответила:

— Нет, ничего особенного не говорил. — Она молчала. А я добавила: — Они странные люди, но, по-моему, он принимает их такими, какие они есть.

В кухню вернулся мистер Коутс, его не было черт, знает как долго. У него, наверное, запор. Ну вот, опять у меня дурацкие мысли в голове. Неудивительно, что Джек хочет держаться от меня подальше. Меня уже не в первый раз посетила мысль, что было бы здорово недельки на две обменяться мозгами, скажем, с Эйнштейном.

— Вы говорили о родителях Джека? — спросил мистер Коутс. Для его возраста (ему не меньше пятидесяти) слух у него неплохой.

— Ну да. — Мама втянула его в разговор. Я и забыла, что трое — это уже толпа.

— Его мама недавно снова вышла замуж, — бросил мистер Коутс так небрежно, будто люди каждый день повторно выходят замуж. Впрочем, может, так и есть. — У ее мужа трое мальчиков, уже взрослые — лет по двадцать. Он рассказывал, что она только о них и говорит.

Как только я услышала эти слова, червь сомнения снова начал точить мою душу. Почему же Джек не рассказал об этом мне? Как это понимать? Я почувствовала слабость в желудке, следовательно, что-то здесь не так. У Джека великолепно получалось рассуждать о моей жизни. Он — «все в одном флаконе»: и мудрец, и фаталист, и психолог. Но когда речь заходит о его проблемах, он замирает на месте, как муха, попавшая в сироп. Он не рискует довериться мне. Как правило, я считаю ненормальными женщин, которые жалуются, что не могут разговорить своих мужчин. И чего ты потеряла, думаю я. Радоваться нужно!

Но сейчас мне было необходимо, чтобы он рассказывал мне все. Отчасти потому, что хотела знать все, что относится к нему. Но еще и потому, что его молчание не предвещало ничего хорошего.

— Ладно. — Я встала. — Рада была повидать вас обоих. Ну, оставляю вас, надеюсь, что у вас все и дальше пойдет хорошо.

Я надеялась, что мама не догадывается об истинном смысле этой фразы: «Мне действительно уже пора, не возражаете?»

По дороге к машине я оценила свое поведение в гостях на пять баллов из десяти возможных. Я строгий судья, но мой визит действительно прошел с успехом. Я никого не оскорбила. Мистер Коутс меня не оскорбил. Хотя повод для этого был. При виде него я ощетинилась, боясь за маму, как будто мы с ней поменялись ролями. С моей стороны это было дерзостью, потому что я уверена: он никогда не смог бы причинить ей столько боли, сколько причинила я.

Еще я была немного выбита из колеи из-за мамы. Именно сейчас, когда я мечтала остановить мгновение, проведенное с Джеком, она разобралась со своим прошлым очень просто — отмела его напрочь, заявив, что это все старье. Но Джек был моим прошлым, которое я вовсе не готова забыть.

Еще меня рассердило то, что она что-то от меня утаила. Она так странно расспрашивала меня о Джеке!

В тот же вечер он, наконец, позвонил. Но я-то подсчитала, что мы с ним не разговаривали уже целых три дня, так что была с ним сдержанна.

— У тебя плохое настроение? В чем дело? — Сначала я надулась, потом все ему высказала. Ну, не все. Я не сказала, например, что меня беспокоит, что мы с ним потеряли темп, что он удрал в Лос-Анджелес, а когда вернулся, стал ко мне намного прохладнее, что в глубине души я почувствовала себя почти так же, как десять лет назад. Я только сказала ему, что мне говорил Джонатан про его маму.

— Нуда, Джонатан! — ответил Джек. — Наш… покоритель сердец! Я собирался тебе рассказать. Задержка вышла из-за него. Мы с тобой только о нем и говорили, — как он поднял пыль в твоей семье. Тут есть и твоя вина тоже. Когда я с тобой, я могу думать только об одном… в основном развратные мысли.

Ухмыльнувшись, я свернулась в клубочек возле телефона. Боже, посмотри на меня. У меня есть мужчина, у меня есть острое желание подписаться на журнал «Космополитен», я хочу купить большой розовый бант. Кажется, я превращаюсь в женщину. Ничто кроме этого меня не волнует.

Бывает, люди выигрывают в лотерею. В интервью они всегда заявляют: «Меня этот выигрыш никак не изменил». Нашли, чем хвастаться! От неожиданности они не знают, что делать со своей кучей денег. Самая экстравагантная покупка, на которую они способны, — чехлы для сидений своего старенького «форда» или годовая аренда четырехместного автоприцепа. Они оскорбляют нас — людей, которые знают, что такое по-настоящему тратить деньги. Бросая свою работу мусорщика или кухарки, такие люди все время, освободившееся от уборки, готовки или вычерпывания дерьма, тратят на существование среди дерьма или поедание дерьма.