В то время как Китай погружался в анархию, миссионерские учебные заведения служили эталоном образования. К 1914 г. в стране насчитывалось 543 протестантские средние школы и 33 колледжа, возглавляемые такими уважаемыми учебными заведениями, как университет Цзинхуа, финансируемый за счет контрибуции, наложенной после «боксерского» восстания, университеты Яньцзин вблизи Пекина, и Линнань в Кантоне, университеты Святого Иоанна в Шанхае и Западного Китая в Чэнду, Нанкинский университет. Пекинский медицинский колледж, финансируемый Фондом Рокфеллера, стал самым крупным научным учреждением в Азии. Йельский университет и Оберлинский колледж открыли свои филиалы в Китае. В течение некоторого времени в Рангуне единственный бирманский колледж финансировался баптистами. Колониальные власти поощряли деятельность миссионерских начальных школ и часто субсидировали их. В Таиланде, Малайе, Индонезии и Индокитае до Второй мировой войны не было христианских колледжей. Замкнутость и чувство превосходства западных колонизаторов подтверждается тем фактом, что белые дети не получали знаний о культурах Дальнего Востока. Почти всех их отправляли на родину, где они получали образование. Некоторые миссии, особенно Китайская внутренняя миссия, располагали школами для своих членов, но те отвечали требованиям, предъявлявшимся при приеме в оксфордский или американский колледж. Имея крикетные и бейсбольные поля, дворы и эллинги, эти школы сообщали прекрасные знания по латинской грамматике, но игнорировали работы Конфуция. Вряд ли какой-либо западный студент пересекал океан, чтобы заниматься в каком-либо азиатском колледже.[342]

Профессор Бэзил Холл Чемберлен написал[343], что «открытие страны стало смертельным ударом по японской литературе». Влияние проникновения Запада вряд ли было менее губительным во всей Восточной Азии.

Традиционные литературные формы были рассчитаны на то, чтобы скорее слушать, чем читать — идет ли речь об изысканном жанре хокку или танка, малайском четверостишии пантун или, с другой стороны, напыщенных и помпезных балладах, которые декламируют филиппинские профессиональные рассказчики и чье содержание напоминает chansons de geste (героические поэмы в старофранцузском эпосе. — Пер.). Многие местные диалекты никогда не имели письменности. Из 87 диалектов на Филиппинских островах только на 7 имеют литературу (100 напечатанных книг). На тагальском языке, основном языке, написана литература, насчитывающая всего несколько тысяч названий.

В XX в. лишь немногие письменные произведения Восточной Азии получили известность на Западе. Ученые имеют в своем распоряжении обширные переводы исторических и философских работ (чаще на французском языке, чем на английском) и отдельных работ поэтов, так же как полных текстов пьес.[344]

В работу по компилированию, проведенную в 1936 г., было включено 71 японское произведение, переведенное до этого года на английский язык, причем почти все токийскими издателями. «Повесть о Гэндзи», написанная в 1004 г., вошла в подборку американского клуба книголюбов. Почти половина названий относилась в эпохе феодализма. Были великолепно переведены также китайские плутовские романы, такие как «Три королевства», «Все люди — братья» и «Цзинь Пин Мэй».

С другой стороны, западная литература оказала огромное влияние на Восток. В начале колониальной эпохи испанские священники рассказали туземцам о драматизме Страстей Господних и Крестовых походах, которые вошли в филиппинский фольклор. Япония Мэйдзи в 1879 г. приступила к крупномасштабному процессу переводов с иностранных языков, включая нарушение авторских прав в отношении современных работ. Многие образованные японцы и китайцы изучали английские романы и поэзию так же ревностно, как европейскую технику, обращаясь в начале XX в. к французской, немецкой и особенно русской литературе. После Первой мировой войны японцы проявляли неукротимую любознательность к западным работам, особенно научным, но также интерес к реалистичным американским романам и даже к детективной литературе.

В этот период развивается сильное левое движение интеллигенции. Труды Маркса и Кропоткина, будучи официально запрещенными, тайно печатались и продавались в большом количестве. Под влиянием страданий, причиненных Великим землетрясением (оно произошло в Японии 1 сентября 1923 г. и полностью разрушило Токио и Иокогаму. — Пер.) и мировой депрессией, романисты заинтересовались социальными проблемами. Лига национального пролетарского искусства публиковала свой печатный орган «Боевой флаг» (Battle Flag) в течение пяти лет, пока военные не запретили его. Международный пен-клуб — единственная из профессиональных организаций, которая осмелилась критиковать в 1938 г. нападение на Китай.

Хотя шанхайская коммерческая пресса претендовала на то, что обладает самой большой типографией в мире, в самом Китае было мало креативных авторов: справочник Who is Who («Кто есть кто»), перечисляя 650 видных китайцев в 1936 г.[345], фактически не называет ни одного из них. Некоторые из тех, кем особенно восхищались, проявляли симпатии к левым элементам, например Лу Синь. Хотя Лу Синь официально считался националистом, именем Лу Синя как ведущего писателя коммунисты назвали основанную ими в Яньнани Академию культуры и библиотечного дела.

Масштаб издательского дела в Японии поражал воображение. В 1953 г. (так в тексте. — Пер.) насчитывалось 8392 названия, на тысячу больше, чем в США, даже после вычета 500 иностранных переводов.[346] В то время как американцы писали в три раза больше литературных произведений, чем работ по общественным наукам, в Японии соотношение было обратным. Читатели в Токио предпочитали в качестве сюжетов секс, психологию и зарубежные приключения. В связи с войной между китайцами и японцами в Китае появились реалистичные исследования о сопротивлении противнику. Япония послала массу художников и писателей в зоны боев. Они и талантливые солдаты-рассказчики издали серию часто хорошо иллюстрированных описаний событий, таких как «Земля и солдаты», «Ячмень и солдаты» и «Солнце, земля и вода».