— Они были благодарными, — ответил Терц, — а благодарность — это слабость, которую легко можно использовать.

— Благодарными? — заинтересовался Люцерн. — Продолжай.

— Они были благодарны по двум причинам. Во-первых, разумеется, потому, что ты их пощадил. Но это неважно. Во-вторых, потому что, беседуя с ними, ты придал им законность, и они были довольны этим, следовательно, благодарны тебе.

Несомненно, это могло бы представлять опасность, но если действовать правильно, то можно вызвать на откровенность большое число сторонников Камня. Мы можем вовлечь их в дискуссию и таким образом выявить их, получив возможность ударить наверняка в самое чувствительное место. Мы ударим по ним во имя Слова, доказав вначале, что они бесчестны. Мы протягиваем им лапу дружбы, они вонзают в нее когти, — итак, они не правы, и мы правы, наказывая их. — Договорив, Терц выразительно пожал плечами: ведь таков путь Слова, не правда ли?

Люцерн сразу понял все преимущества и перспективы такой стратегии.

— Твое предложение имеет свои привлекательные стороны, — сказал он,— и я над ним подумаю. А пока что держите этих последователей поблизости, хорошо обращайтесь с ними, а когда я буду готов, то попробую еще раз взглянуть на них. Я пока что не знаю, освободим ли мы их или попросим Друла проводить в темную нору.

Люцерн улыбнулся над своим эвфемизмом, заменившим слово «смерть», и остальные тоже улыбнулись.

Жестокие улыбки, мрачные улыбки, улыбки безразличия — в зависимости от занимаемого положения, — и абсолютно все безжалостные.

❦

Великий поход начался, как того и хотел Люцерн, — просто и хорошо. У него не было ни малейшего желания слишком рано возбуждать большие надежды, Так как несбывшиеся надежды разочаровывают кротов и ими становится труднее командовать.

Хранители повели новых сидимов на юг через Грассингтон, а затем — через Темную Вершину. Пока что их встречали одни приветствия; правда, в некоторых системах — особенно когда они проходили через южную часть Вершины, находившуюся неподалеку от Биченхилла, — Люцерну хотелось бы, чтобы приветствия были потеплее. Впрочем, Слай тут же брал на заметку те системы, в которых выказывалось недостаточно энтузиазма в отношении Слова. Подобную апатию следует наказывать.

Разумеется, новые сидимы горели желанием увидеть, как наказывают за преступления против Слова, но Люцерн был осторожен и не спешил карать, не желая вызвать сочувствие к сторонникам Камня. Из отчетов, полученных к этому времени, становилось ясно, что внушение правильных идей требовало времени, но было более разумным, чем жестокое подавление, которое последовало за вторжением Хенбейн.

Уж если кого-то наказывать, то лучше — распущенных кротов Слова, потому что это внушит страх другим сторонникам Слова, утроив их рвение, и в то же время усыпит бдительность сторонников Камня, внушив им ложное ощущение безопасности.

Тем не менее Люцерн решил пойти навстречу пожеланиям новых сидимов, когда они добрались до Эшбурна. Это место находилось неподалеку от Биченхилла, заняться которым Люцерн поручил Мэллис. Уинстер, пожилая элдрен из Эшбурна, и некоторые из ее гвардейцев оказались «распущенными», и их подвесили за носы после формального слушания дела Хранителями.

Это была первая публичная казнь, которую осуществил Друл, и он получил от нее удовольствие. Все новые сидимы присутствовали на казни, и на мордах у них было выражение невыносимого самодовольства, которое появляется у праведных кротов, когда они видят, как других справедливо наказывают. Слай проявил себя не слишком хорошо, — не тогда, когда кричали несчастные гвардейцы, а когда вешали элдрен. Он совершенно не выносил кротих — как наслаждающихся, так и мучающихся. Вид их крови вызывал у него тошноту.

Вскоре после того, как они покинули Эшбурн, Люцерн почувствовал, что еще один скоропалительный суд и наказание упрочили бы его репутацию справедливого и безжалостного правителя. Такая репутация уже начала создаваться, когда за недавними событиями в Верне последовали казни в Эшбурне. Толстяк Феннибор, сидим из Белпера, был подходящей жертвой, которую каждый бы заметил. Друл гонял его три дня, заставляя маршировать вместе с новыми сидимами, и наконец повесил на колючке, чтобы все могли увидеть, как сурово Слово к тем, кто оскорбляет его доверие. Терц произнес речь после смерти Феннибора, заявив, что долг каждого крота — доносить на тех, кто недостаточно усердно молится, не соблюдает ритуалы или плохо отзывается о Слове.

После этого у новых сидимов развилась необычайная подозрительность и страсть к молитвам, и все стали тщательно соблюдать ритуалы Слова, до последней буквы. Ни одного червя не съедали, предварительно не прочитав молитву; ни один новый сидим не ложился спать, не прочитав молитвы, в которой просил Слово защитить его, причем старались, чтобы об этом знали другие; и еще старательнее доносили на тех, кто был недостаточно усерден.

Вот такими способами Люцерн начал утверждать могущество Слова, выбирая для наказания самых заметных кротов и пока что избегая гонений против сторонников Камня.

Большую часть сентября стояла скверная погода, часто шли дожди; поход продвигался вперед неуклонно, но медленно. Они пересекли южную часть Темной Вершины и спустились в низину, а там Люцерн, повинуясь инстинкту, свернул на юго-запад. Как раз тогда один из сидимов, посланных из Верна до того, как выступил основной отряд, нашел Люцерна и доложил о существовании системы Кэннок, почти совсем покинутой.

Кэннок находится к югу от лишенного червей пустынного края Кэннок-Чейз (отсюда и название всей системы). Там жили только молодые кроты из соседних систем или изгои, которые не нужны были ни одной системе, а во времена Люцерна — последователи Камня.

Именно здесь, патрулируя Чейз, гвардейцы впоследствии захватили тех троих последователей Камня, с которыми беседовал Люцерн. Но это было позже, а когда Люцерн прибыл в эти места, у него не было времени для подобных бесед. Тогда его больше интересовало, правильный ли выбор он сделал. Наконец он убедился, что это так.

В Кэнноке было вполне достаточно червей, чтобы прокормиться зимой, и он идеально подходил для цели, поставленной Люцерном. Эта система находилась достаточно близко к центру кротовьего мира, и вместе с тем отсюда удобно было вести мощную кампанию против Камня, легко добираясь до самых потаенных уголков, где еще могли втайне исповедовать эту запрещенную религию.

Кроме местоположения, Кэннок мало чем мог похвалиться. Тоннели были убогие и не представляли интереса после холодного изысканного великолепия Верна. Однако Люцерн был достаточно практичен и потому оценил преимущество места, в котором сидимам не захочется долго засиживаться. В подобных местах кроты проходят испытания, и становится ясно, кто из них