без сознания, но очнулся Пётр уже за решеткой на нарах в какой-то одноместной камере. С трёх сторон его окружали железные стены, а с четвёртой была решетка. За решеткой был коридор с одиноко висящей на потолке (тут Пётр проснулся окончательно и протёр глаза, потому что ему показалось, что он видит галлюцинации) обычной электрической лампочкой. В аналогичной камере напротив сидела заплаканная Умка, она была нага. Таинственные ританцы не оставили ей даже трусов.

— А-р-р-р ч-тоб ва-с в-сех тва-ри, — простонал Пётр, придерживая себя за живот и пытаясь таким образом унять боль в ливере.

— Ста-лин! — услышав стоны Петра, Умка прижалась лицом к решетке своей камеры.

— Умо-чка, ми-лая, они те-бе ни-че-го не сде-ла-ли?

— Нет! Тебе больно?

Пётр рухнул обратно на свои нары, баюкая отбитый ливер. Он испытал сильное облегчение, потому что когда увидел Умку голой, подумал, что похитители над ней надругались. Но оказывается, их просто раздели, он тоже был голый, однако изнасилованным себя не чувствовал.

— Бо-ль-но ми-лая, — не стал лукавить Пётр.

— Я не могу тебе помочь, — пожаловалась Умка, — эта штука ослепляет меня.

Умка потрясла каким-то массивным ошейником у себя на шее.

— Я ничего не чувствую. Мне страшно.

— М-не то-же, Умо-чка. По-те-рпи, ско-ро всё ре-ши-тся.

Решилось всё не скоро. Ещё день и ночь они были в неведении. Приходил местный стражник, приносил еду. Пётр первый раз в своей жизни увидел гнома, именно такой национальности был местный надзиратель. Что о них можно сказать: ростом ещё даже меньше, чем Пётр, но не намного, где-то метр сорок. Очень сильный, даже сверхсильный, пальцы толстые, руки бугрятся мышцами. Он приносил еду и уходил, вопросы игнорировал и сам их не задавал. Кормили тут, кстати, очень даже хорошо: каша пшенная с маслом и сахаром, а также чай. На ужин, видимо — просто Пётр затруднялся с определением времени суток — принесли сладкую булочку и опять же чай. Такие качественные продукты в этом мире он ещё не ел. И как-то всё это не вязалось с тем, что у них отобрали одежду. Обычно о простых заключённых так не заботятся и хорошими продуктами не кормят. А им даже лимон на завтрак в чай положили. Отобрав у них одежду, их не хотели унизить, видимо, на это есть какая-то важная причина, о которой Пётр не знал. Вместо обеда к ним пришёл какой-то дорого одетый хмырь в белых одеждах с фиолетовыми узорами. Шёл он в сопровождении двух уже знакомых Петру персонажей: лейтенанта и Смита. Хмырь посмотрел секунд десять на Умку, потом мимолётно глянул на Петра, и тяжелым взглядом уставился на сержанта со Смитом.

— Вы, дебилы, взяли не тех.

— Но как же, ваша милость, не тех? У неё же был ручной гоблин.

— Я по ауре смотрю. Почему вы так не сделали? Это не Ванесса Де’Мир.

— Всплыл артефакт, — лейтенант предъявил найденный Петром у гоблинов кольт. — А видящий у нас сдох на прошлой миссии. Но мы же проверяли! Мы рассовали вокруг её дома старые газеты с объявлением о поисках. Один из них она нашла и узнала себя по портрету.

— Вы понимаете, что вы некомпетентные дебилы? Вы читали вообще отчёт? Или только картинки смотрели? Там же чёрном по белому написано, что УНИКАЛЬНЫЙ ГОБЛИН, — хмырь распалялся с каждым словом и под конец уже кричал.

— Но он и есть уникальный, он вполне разумен и даже говорить умеет, — оправдывался за двоих лейтенант.

— Ой, придурки, нет у меня на вас никаких нервов, — сказал хмырь, хлопая себя рукой по лицу. — Уникальность того гоблина была в том, что он являлся самкой. Единственной, блядь, в этом мире самкой. Вы хоть хуй от пизды в состоянии отличить? Придурки деревянные. Вот хуй, — хмырь ладонью указал в сторону Петра, — вот пизда, — теперь хмырь указал на Умку, — элементарно же.

— Мы подумали, что в отчёте опечатка, ведь не существует же гоблинов-самок.

— Подумали? Вы, кретины, ещё и думаете? Вам не за это деньги платят. Я бросаю все свои дела, лечу в эту дыру, чтобы наблюдать вашу ошибку. Казнить бы вас, придурков, да это будет слишком просто.

Хмырь развернулся и зашагал прочь.

— А что с этими двумя делать? — спросил вслед уходящему хмырю лейтенант.

— Избавьтесь от них, — небрежно сказал он.

Душу Петра ела досада, всё это из-за какой-то дурацкой ошибки, им сломали жизнь, потому что просто перепутали с другими. Так нелепо и так обидно.

— Что будем делать, сэр? — спросил Смит.

— Да выкинем за борт, не приземляться же из-за них.

— Девку жалко, сисястая, — Смит масляным взглядом смотрел на Умку.

— Его милость сказал избавиться от них.

— Гоблина за борт, а с эльфой позабавимся. Ну и … — Смит ненадолго задумался, — продадим её на невольничьем рынка Торента, в трущобах, там всех принимают, да и эльфа-рабыня, это ж тыщь пять фунтов.

— Хм-м-м-м, — лейтенант задумался. На Умку похотливых взглядов он не бросал, а вот неплановый заработок его интересовал. Особенно если учесть, что за их промашку с заданием и растрачу средств в Зул-Таре им теперь не видать премий где-то полгода, деньги им будут очень кстати. — А если кто-нибудь из эльфов её там увидит?

— Уши обрезаны, Сэр, среди своих она чужая, — значимо заявил Смит.

— Ладно, действуй, — сдался лейтенант, а потом добавил, — Только эльфийку спрячь в укромный уголок, не бордель же.

Видимо, от лейтенанта не укрылся масляный взгляд Смита, который тот то и дело бросал на голую эльфийку.

— Гарольд! — воззвал Смит тюремщика. — Поджарь пятую камеру, только не сильно. Хочу посмотреть, как он в воздухе будет кувыркаться.

В следующий момент Петра ударило током, потом ещё раз, пока гоблин не пришёл в состояние нестояния.

— А-а-а-а НЕТ! — бесновалась в своей камере Умка, стукаясь головой о решетку и понимая, что происходит что-то нехорошее. — Сталин, Сталин, а-а-а-а-а, не уходи!

Щёлкнул замок камеры, и решетка открылась. Взяв Петра за руку, массивный гном Гарольд без видимых усилий потащил Петра по полу. Гоблин не сопротивлялся, электрические разряды выбили из него весь дух. Наконец его дотащили до какого-то люка, вокруг которого были перила. И всё, в следующий момент время остановилось, Гарольд замер, словно статуя, собирающаяся вращать лебёдку, открывающую люк под Петром. А Смит стоял неподвижно рядом с люком, его глаза блестели в ожидании зрелища. Пётр тоже не мог двигаться, только в отличие