Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это они? — по-ритански спросил человек с арбалетом, кивая на Петра и Умку.
— Это графство Томнов, говори по-Рафнийски или по-Герански, — фыркнула Марта, так как ританского языка она не знала. А потом ещё презрительно добавила: — Фастфишеры островные.
Фастфишер — это презрительное обращение Геранцев к ританцам, означает примерно следующее: поедатель рыбы, рыбный пират, пожиратель мертвечины. Обращение берёт корни ещё в седых временах, когда моряки в своих путешествиях питались тем, что в море наловят, иногда и умершими членами команды. Ритания была морской державой, и больше всего такими подвигами прославилась именно она. Корабли с тех времён значительно улучшились, но оскорбительное название, распространившееся на всех ританцев, так и осталось.
Человек всё прекрасно понял и наставил на Марту арбалет, Марта в ответ навела на него игломёт.
— Мы здесь не за этим, — хмыкнул по-рафнийски человек с кейсом.
— Сэр лейтенант, да ты слышал, как она нас назвала? — возмутился первый на ританском.
— Заткнись, Смит, дальше говорить буду я, — отдал приказ лейтенант.
А Пётр уяснил одну вещь: либо это военные, либо военизированные наёмники, что тоже может быть. В любом случае, не банда, о субординации понятие имеют.
— Это они? — спросил человек с кейсом по-рафнийски.
— Да. Где деньги?
Лейтенант перевернул кейс в горизонтальное положение и открыл его. Внутри чемодана были бумажные ассигнации и какие-то документы.
— Пять тысяч геранских ассигнаций, а также приказ об амнистии Марты Шварц и Луи Бертран. При предъявлении приказа вы сможете сеть на ближайший дирижабль отсюда. А это, — лейтенант указал на две маленькие книжицы, — паспорта геранского образца на имя Иврен Джат и Йохана Джат, полноправных граждан Геранской федерации.
— Натюрлих, — кивнула Марта, сбрасывая Умку с плеча на крышу и забирая кейс. — Они ваши.
— Уважаемая теперь уже Иврен Джат, не поможнте ли нам дотащить это тело до гелекоптера? — спросил лейтенант, кивая на эльфийку без сознания.
— Сами прите, теперь это уже ваша задача, — сказала Марта, отходя от ританцев спиной вперёд. Оттого, что они завершили сделку, она не чувствовала себя в безопасности и даже больше — своё они получили, и теперь ничто не мешает им убить её, поэтому ританцам она не доверяла ни на фунт.
«И это правильно», — хмыкнул Пётр, судьба которого становилась всё туманнее и туманнее.
Потом случилось странное, прямо на крыше материализовался Сёма. Ангел смерти сразу понял, что Пётр его видит, снял свой капюшон и приветливо помахал ручкой. Пётр сначала улыбнулся приятелю, а потом ужаснулся. Ангел смерти пришёл за кем-то, сейчас здесь кто-то умрёт, и судя по всему, кто-то из женщин, потому что за душой мужчины пришёл бы ангел смерти женского пола. Пётр повернулся к арбалетчику, тот уже целился в Марту.
— Ненавижу, блядь, зверолюдей! — сказал оскалившийся арбалетчик.
Марта среагировала первой и спустила курок. Стекольный болт разбился на маленькие осколки, врезавшись в какое-то энергетическое поле в десятке сантиметров от ританца. Он знал об этой защите и поэтому специально не спешил, наслаждаясь ужасом, охватившим Марту.
— ВЫК! — Рявкнул Пётр по-гоблински, попутно вцепившись зубами в руку ританца.
Это нарушило траекторию полёта арбалетной стрелы. Она врезалась не в грудь Марты, а куда-то ещё. Куда — Пётр не видел. Получив ранение, Марта мешком с картошкой покатилась вниз по лестничному пролёту, а кейс с деньгами полетел вниз с крыши и упал на мощёный камнем тротуар. Слабые замки не выдержали и раскрылись, сильный поток ветра, идущий от туши гелекоптера, разметал купюры, словно снегопад.
— Тварь зелёная, — рявкнул арбалетчик, не в силах стряхнуть с руки гоблина.
Пётр чувствовал, что прокусил руку до кости, но чтобы укусить ещё раз и начать дробить кость, надо разжать челюсти, да и в зубах что-то застряло. Потом гоблин получил чем-то тяжелым по голове и упал на землю к Умке.
— Смит, ты идиот! Из-за тебя мы понесли ущерб в размере пяти тысяч геранских марок!
— Это тварь, сэр, прокусила мне руку, — оправдывался Смит.
— Вся сумма будет вычтена из твоей зарплаты!
Ританцы начали ругаться, периодически пиная гоблина то в живот, то по почкам. Сам же Пётр, пользуясь тем, что его хоть и били, но не особо обращали внимание, сунул руку в рот и выдернул изрядно помятый зубами, но всё ещё рабочий маячок.
— Живи, Марта, — сказал он по-гоблински, щелбаном отправляя маячок в лестничный проём, — и детей воспитывай.
Уже вечер, скоро Катя вернётся к ним домой на третий этаж пограничной казармы и, не обнаружив Петра с Умкой, будет беспокоиться. Увидит следы борьбы и надпись на стене, она будет их искать, на всякий случай будет использовать своё ожерелье, но найдёт только раненую Марту. И лучше зверолюдке быть в тот момент без сознания, потому что если она начнёт болтать правду, то Марте, скорее всего, наступит окончательный и бесповоротный каюк.
За всем, что происходило на крыше, словно сторонний зритель наблюдал красавчик Сёма. Он не спеша подошёл к Петру, которому уже к тому моменту отбили весь живот, и которого от потери сознания удерживали считанные минуты. Присел рядос с ним на корточки и прошептал приятным голосом:
— Ты молодец, Пётр, ты молодец.
В который уже за этот день раз Пётр терял сознание. И сделал для себя вывод, что терять сознание от шок-жезла и вырубаться от побоев — это совершенно разные потери сознания. Прежде всего, они отличаются наличием боли, от шок-жезла теряешь сознание легко, а просыпаясь, чувствуешь себя бодрым и отдохнувшим. Его даже можно использовать вместо снотворного. А вот от таких побоев можно уснуть навечно. Однако живучий гоблинский организм непонятно сколько провалялся