class="p1">— «...Поляк стрелял, мой ласковый пан, потому что он — контрреволюция. Вы стреляете потому, что вы — революция... Революция — это хорошее дело хороших лю­дей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди... Кто же скажет Гедали, где рево­люция и где контрреволюция?»

В небе показалась первая звезда, и Гедали заспешил. «Пане товарищ, — привезите в Житомир немножко хоро­ших людей... Привезите добрых людей, и мы отдадим им все граммофоны... Мы знаем, что такое Интернационал. И я хочу Интернационала добрых людей...». Но собеседник Гедали просвещает его, что Интернационал «кушают с по­рохом и приправляют лучшей кровью» ... Наступает вечер пятницы, и рассказчик спрашивает Гедали, где тут можно раздобыть «еврейский коржик» по случаю праздника и ста­кан чаю? Гедали грустно отвечает, что все это раньше можно было получить в харчевне рядом, в ней торговали хорошие люди, «но там уже не кушают, там плачут». За­стегнув свой зеленый сюртук и обмахнув себя петушиными перьями, «основатель несбыточного Интернационала» — крохотный, одинокий, мечтательный, в черном цилиндре, с большим молитвенником подмышкой, ушел в синагогу молиться.

Не уступают «Конармии» по художественному совер­шенству и «Одесские рассказы» Бабеля. Героем многих из них является «король Молдаванки» Беня Крик — русско-ев­рейский вариант легендарного английского разбойника XII века Робин Худа — грозы богачей и друга бедняков. Несколько особняком в этой серии «Одесских рассказов» стоит «История моей голубятни» с незабываемым по своей силе изображением погрома в Одессе в 1905 году...

В период ежовщины Бабель был арестован. В 1958 году в связи с его т. н. посмертной «реабилитацией» появилось следующее сообщение: «В 1939 году Бабель был по лож­ному доносу арестован. Рукописей его неопубликованных произведений не было найдено. Бабель скончался в 1941 го­ду в возрасте 47 лет».

Размышляя над вкладом, внесенным в русскую лите­ратуру советского периода писателями-евреями, нужно в первую очередь выделить весьма характерную в их творче­стве гуманистическую тенденцию. Она особенно чувствует­ся в произведениях старшего поколения, как С. Маршак, И. Бабель, Б. Пастернак и др., но она дает о себе знать и в творчестве писателей, появившихся на авансцене и в первый период после октябрьского переворота. Было бы ошибкой считать, что гуманистическая струя, которую пи­сатели-евреи внесли в советскую литературу, является толь­ко данью исконной традиции русской классической челове­колюбивой и правдолюбивой литературы. Истоки еврейско­го гуманизма надо искать глубже: они скрыты в более древней гуманистической культуре еврейства. Вне зависи­мости от личных тяготений и литературных приемов писа­телей-евреев эти глубинные истоки наложили свою печать на их творчество, обогатив этим современную русскую ли­тературу советского периода.

ОТ РЕДАКЦИИ. Автор настоящей статьи Вера Алек­сандрова-Шварц скончалась 1 октября 1966 года. Мы счи­таем нужным отметить к сведению читателей, что ее перу принадлежит вышедшая в 1963 году на английском языке книга «К History of Soviet Literature (1917 — 1962) — From Gorky to Yevtushenko» (Doubleday & Company, New York), вызвавшая ряд положительных отзывов в печати.

В. АЛЕКСАНДРОВА. ЕВРЕИ-УЧЕНЫЕ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

До революции русские евреи, вследствие процентной нормы, могли только в ограниченной степени поступать в средние и высшие школы. Евреев, получивших в России или заграницей высшее образование, — за весьма немногими исключениями, — не допускали к преподаванию в универ­ситетах и гимназиях и к работе в Академии и в других уче­ных институтах.

Постановление Временного Правительства от 20 марта 1917 года отменило все направленные против евреев «огра­ничения в отношении поступления в учебные заведения вся­кого рода и наименования, как частные, так и обществен­ные и правительственные, прохождения в них курса, поль­зования стипендиями, а равно и занятия преподаванием и воспитанием юношества». Таким образом, с самого начала Февральской революции 1917 года, русские евреи получили широкий доступ к образованию и к научной работе во всех формах.

Новая власть и после октябрьского переворота про­должала в этой области курс, установленный Временным Правительством. Таким образом с начала 1917 года для русских евреев открыта возможность заняться научной и педагогической деятельностью по всем специальностям. Во всех университетах и других высших учебных заведе­ниях, в старых и вновь созданных научных учреждениях, в Академии Наук и в ее отделениях в национальных респуб­ликах, на профессорских кафедрах и в научных лаборато­риях — повсюду появились евреи — профессора и ученые. Многие из них занимают видные места и обогащают все отрасли знания своими трудами.

По переписи 1939 года, разработанной в отношении евреев статистиком Л. Зингером, в С.С.С.Р. числилось на­учных работников-евреев (профессоров и преподавателей высших учебных заведений) 7.000, инженеров, архитекто­ров и конструкторов — 25.000, агрономов — 1.000, врачей — 21.000, учителей в начальных и средних школах — 46.000.

По данным о числе учащихся за 1935-36 г., обучалось ев­реев в техникумах разного типа 32.000, а в высших учебных заведениях («вузах») — 62.000, т. е. общее число евреев студентов достигало 94.000.

Последняя по времени перепись (1959 года) не сооб­щает сведений о профессиональном составе еврейского на­селения, ограничиваясь данными об «основных националь­ностях» союзных республик, — в число которых евреи не включены. Однако, можно допустить, что число научных работников, составлявшее по переписи 1939 года 7.000, увеличилось за протекшие до последней переписи 20 лет до 30.000 (эта цифра называлась в повседневной печати). В связи с ростом просвещения в стране непрерывно проис­ходит и рост числа лиц свободных профессий среди евреев. Позиции еврейской интеллигенции в разных областях науки укрепило также и широкое распространение русского языка и культуры в еврейском населении России. Так, по переписи 1959 года из общего числа евреев в 2.161.702 показали рус­ский язык, как свой родной, 1.671.361 (из них мужчин — 760.853 и женщин — 910.508). Широкое приобщение евреев к русской культуре облегчило доступ еврейской интелли­генции к преподавательской деятельности в высших учеб­ных заведениях.

С осени 1948 года, при ликвидации большинства еврей­ских культурно-просветительных учреждений, кадры ев­рейской интеллигенции потерпели значительный урон. Борь­ба с «космополитами» в 1949-51 гг. и рост советского анти­семитизма, направляемого сверху, печально отразились на судьбе многих научных работников-евреев. Среди много­численных арестованных были профессора и ученые. Фак­тически при приеме евреев в университеты стала приме­няться процентная норма.

После смерти Сталина в 1953 году советский антисе­митизм и практика дискриминации не ослабели, но все же среди советских деятелей науки, академиков и профессоров число евреев продолжает оставаться весьма значительным. Это показывают данные за 1964 год. В этом году не мало евреев, выдвинувшихся в советской науке, получило ленин­скую премию. Это также сказалось на выборах новых чле­нов Академии Наук и членов-корреспондентов Академии Наук. Нет сомнения в том, что среди еврейской интелли­генции в России имеются высоко