Ведь там, в хранилище спирта, я знал все ходы и выходы".

Грязный обтрепанный бродяга появился на Калининградском вокзале на рассвете — как раз в то время, когда все пассажиры в залах ожидания находились в странном оцепенении. В ближайшие полчаса никаких поездов не было. Поэтому кто-то дремал, кто-то спал, кто-то пил кофе или чай из термоса, ожидая, когда раздастся громкий, искаженный динамиком голос и будет объявлена посадка, будет сказано на какой перрон прибывает поезд и с какого перрона отходит. В общем, вокзал находился в оцепенении.

Бродяга выглядел ужасно — так, словно бы его только что извлекли из мусорного контейнера, хотя никаких ошметков и никакого мусора на нем не висело. Но вся его одежда, когда-то, наверное, выглядевшая респектабельно, превратилась в грязные лохмотья, болтающиеся на худом изможденном теле. Руки были черны, пальцы распухли, красные глаза слезились, часто моргали. Пегая, слипшаяся бороденка, длинные, давным-давно нечесанные волосы были жирны и напоминали сосульки на мусорном баке.

Бродяга испуганно озирался и едва волочил ноги. Казалось, крикни кто-нибудь «Стой!», и он тут же бросится наутек, если, конечно, найдет в себе силы на быстрые движения. Но никто на бродягу не обратил никакого внимания. Он вошел в помещение вокзала, испуганно озираясь по сторонам. Не было ни милиции, ни каких других стражей порядка. А вообще людей в форме этот бродяга боялся панически. И если бы вдруг ему на глаза попался солдат, то, скорее всего, этот бродяга быстро-быстро заморгал бы глазами, начал пятится и побежал.

Но вместо милиционеров или солдат он увидел двух полных женщин, судя по всему, собравшихся в дальнюю дорогу. Женщины сидели в зале ожидания рядом с большими чемоданами.

— Смотри-ка, какой бомж, Мария! — сказала одна женщина другой, кивнув головой в сторону бродяги.

Тот словно почувствовал, что говорят о нем, сразу как-то подобрался, затем выпятил грудь колесом, несколько раз цокнул языком и приблизившись к женщинам шага на четыре, принялся хлопать в ладоши и танцевать.

— Что это с ним, Мария? — спросила женщина, которая была полнее своей подруги или родственницы.

— Да пьяный, наверное, еще с вечера, — ответила вторая.

— Да нет, на пьяного он не похож. А может, из сумасшедшего дома убежал?

Женщины в это время как раз завтракали. Они разливали по пластиковым стаканам крепкий черный кофе из большого пестрого китайского термоса. На лавке была разложена снедь — бутерброды, вареные яйца, помидоры, огурец и порезанный хлеб.

Увидев еду, бродяга буквально затрясся. Его глаза часто-часто захлопали, а губы расползлись в немного дикой улыбке, показывая почерневшие зубы. Затем мужчина присел на корточки, широко открыл рот и указательным пальцем правой руки стал тыкать себя вначале в живот, а затем в открытый рот.

— Гам! Гам! Гам! — выкрикивал он, почти на коленях придвигаясь к лавке и не сводя глаз с еды.

— Мария, слушай, он, наверное, голодный. Может, дадим ему чего-нибудь? Видишь, тетка всего много дала.

— Давай поделимся.

— Эй, иди сюда, — сказала та женщина, что была полнее, протягивая бутерброд.

Мужчина схватил его двумя руками, затрясся и принялся жадно запихивать в рот, глотая, почти не разжевывая.

— Послушай, давай ему дадим два яйца, а? Все равно я их не буду есть.

— Если хочешь — дай, — сказала Мария.

Женщины дали бродяге два яйца.

Он схватил их, сунул в карманы пиджака и принялся танцевать, вращаясь на месте.

— Во дает, — сказала женщина, — как настоящий артист!

— На артиста вообще-то он мало похож, — сказала ее подруга, — он больше похож на сумасшедшего.

А бродяга старался изо всех сил.

— Гам! Гам! Спасибо! — выкрикивал он. — Гам, гам!

Спасибо! — повторяя эти нехитрые слова, он хлопал в ладоши, бил себя по животу и притопывал ногами в порванных башмаках, когда-то дорогих и элегантных.

— Ладно, иди, иди отсюда! — махнула на него женщина рукой — так, как отмахиваются от назойливых насекомых. — Я кому сказала пошел отсюда! Не мешай людям завтракать. Получил свое и иди.

— Спасибо, спасибо, начальники, — затараторил быстро-быстро бродяга, низко, в пояс кланяясь.

— Во дает! — еще раз повторила женщина. — Я кому сказала, пошел отсюда!

Бродяга попятился, а затем смешно семеня ногами, направился в другой зал ожидания.

— Слышишь, Мария, — разбивая яйцо о яйцо, сказала полная женщина, — а этот бомж очень похож на священника, которого лишили сана.

— Тоже мне придумаешь, Валентина! Какой он священник?

— А ты видела, как он кланялся? Я еще подумала вот-вот креститься начнет и молитву читать будет.

— Не выдумывай, лучше ешь. Скоро поезд подадут и уедем.

— Ну да ладно, бог с ним, — проговорила Мария, ища глазами и не находя исчезнувшего бродягу, так похожего на священника.

А тот, испуганно озираясь, выбрался на перрон, где стояли вагоны, где сновали проводники.

Три проводника поезда Калининград-Москва покуривали прямо у вагонов, ожидая, когда подадут локомотив. Бродяга посмотрел на стеклянный, закопченный потолок, повертел головой.

— И куда это милиция смотрит? — обратился один из проводников к своим напарникам. — Шляются здесь всякие… Залезет такой в вагон, наволочки, полотенца украдет, стаканы…

— Да уж, точно.

И тут откуда не возьмись, словно бы выросли из-под земли, появились двое дюжих милиционеров. Бродяга, увидев их, стремглав бросился наутек, но не рассчитал, зацепился за телегу с чемоданами, упал на асфальт, покатился. Милиционеры бросились вдогонку и оказались половчее бродяги. Они завернули ему руки за спину.

— Кто такой? Почему убегаешь? — грозно сказал сержант, глядя в мигающие глаза.

— Я… Я человек! — визгливым голосом крикнул он и принялся кланяться.

— Э, это ты чего? Брось! Откуда ты здесь взялся?

Милиционеры знали всех бомжей в округе. Этот был для них абсолютно незнаком.

— Я из Москвы.

— Откуда? Откуда?

— Я из Москвы.

— Ах, ты, бомж, еще басни рассказываешь! — закричал сержант, помахивая дубинкой.

Бродяга и так панически боялся людей в форме, а тут еще, увидев резиновую палку, рухнул на колени, закрыл голову руками.

— Не бейте, не бейте, я все скажу! Я все отдам, все подпишу, только не бейте! Только не лупите по пяткам, я все скажу!

— Да никто тебя пока не бьет, придурок! Чего орешь? — милиционеры и сами испугались такого истошного и неожиданного вопля.

— Я все скажу, все подпишу! Мой номер факса"