Двоих из детей императорской четы мать пригласила разделить любовь к Венгрии. 2-летняя Мария Валерия, любимица Сиси лучше говорила по-венгерски, чем по-немецки. Рудольф же, которого тоже обучили венгерскому, сделал своим кумиром Андраши — по его мнению, только он был способен ввести Австро-Венгрию в новую, либеральную эпоху. Любимый магнат матери стал для молодого эрцгерцога божьим посланником, и он признавался, что «каждый день благодарит Господа, за то, что Андраши здесь, ведь пока он здесь, все будет хорошо». Если, в конечном итоге, Мария Валерия стала ненавидеть венгров, то Рудольф остался верен идеям молодости. Встревоженный усилением националистических настроений среди мадьяр, он доверял только тем в Венгрии, кто продолжал дело его дорогого Андраши.

Даже будучи счастливой в окружении родни в Баварии, даже радуясь подготовкой к скорому путешествию, Елизавета иногда признавалась в «страшной ностальгии по Венгрии». В Вене ей не прощали это чувство и сурово упрекали за содействие Компромиссу и влияние на императора. При Дворе, где ее вечно обвиняли, и откуда она сбегала, Елизавета все больше ощущала себя чужой. «Все это, — жаловалась графиня Фештетич, — из-за того несчастного соглашения с

Венгрией? Да, оно состоялось, и оно было делом ее рук! Но разве такое уж тяжкое преступление — вернуть императору верность страны, составляющей половину империи? Неужели так приятно править при помощи пороха, свинца и виселицы? Достойно ли благородного и великодушного человека пообещать стране конституцию, а потом отказать в ней?»

Хорошо ли, плохо ли, но императорская чета урегулировала венгерский вопрос: Франц Иосиф нерешительно, Елизавета — восторженно. Одной страсти, каковую императрица питала к венгерским либералам, было недостаточно для достижения Компромисса 1867 г.; однако Елизавета ускорила его заключение. Франца Иосифа вынудили к этому неудачи Австрии в Италии и поражение при Садове. Та череда поражений не оставила ему иной возможности. Без нее Елизавета не сумела бы изменить направление имперской политики. Идея «двойной монархии», оригинальной формы союза между Австрией и Венгрией шла от императора. А его супруга — благодаря своим заявлениям, письмам, советам, встречам — стала тем стимулом, который позволил ему совершить задуманное.

Чтобы склонить императора на свою сторону, Сиси играла на нотах, которые лучше всего знала: на любви «Франци». Ни многочисленные отлучки, ни постоянные капризы не влияли на того, кто подписывался «твой муженек, которому одиноко» или «твой Франц, который нежно тебя любит». Несмотря на отказ императрицы появляться на официальных церемониях и враждебное отношение ко двору, которое она все меньше скрывала, император никогда не переставал любить жену. Она пользовалась этим, дозируя свое присутствие в Вене в зависимости от покорности Франца Иосифа, меняя интонации — от резких до спокойных — своих писем, торжественно апеллируя будущим сына. Со временем Сиси открыла в себе талант очаровывать, которым она пользовалась, общаясь с мужчинами, включая мужа. Она поставила эту способность себе на службу.

У императора и императрицы были разные представления о монархии. Симпатия Елизаветы к Короне Святого Иштвана перекликалась с ее либеральными идеями, не определенными, но искренними. Желание противостоять венскому Двору доделало остальное. В «таинственном очаровании» Венгрии, которое околдовало Сиси, Чоран находил тонкую энергию. «Существует, — писал он, — особая венгерская грусть». Она переполняла здешнюю землю, а та, вместе со своими обаятельными жителями, стала «единственной страстью» в жизни Елизаветы. Если, продолжал философствовать мыслитель, своими фантазиями, настроениями и эксцентричными выходками Сиси явилась «апогеем этой особой грусти XIX в.», то понятно «ее безграничное восхищение всем венгерским»[250]. Когда говоришь о посреднической роли Елизаветы, совершенно нет нужды выискивать связь королевы — она была абсолютно невозможна — с красавцем Андраши. Зато любовные чувства, вполне реальные и взаимные, этих двоих были действительно поставлены на службу Венгрии. Встав на сторону венгерских интересов, государыня тут же вышла из своей роли императрицы. В габсбургском государстве Елизавета пеклась исключительно о судьбе Венгрии, не замечая остальных составляющих империи, не доверяя даже чехам.

Франц Иосиф не разделял такой избирательности, о чем сообщил Андраши. «Как всегда, — написал он в июле 1866 г., — я нахожу, что в ней слишком мало определенности, и ее совершенно не заботят остальные владения монархии». Упрек мог предназначаться императрице. В 1866 г. Франц Иосиф постоянно думал о Богемии, подвергшейся суровому испытанию войны против Пруссии, жертве эпидемии и голода. Чешская земля заслуживала помощи и сострадания, тем более что Венгрия в сражениях не пострадала. Верный традициям Габсбургов, Франц Иосиф льстил себе, что любил все свои народы как отец. Сиси же имела предпочтения. Это было неправильно.

Эрцгерцогиня София умерла в 1872 г. Ностальгически настроенные венцы оплакивали ее: «Мы потеряли и закопали в землю нашу императрицу» [sic]. Елизавета, наконец-то избавилась от давящей опеки. Ушла ли она с головой в политику, стала ли больше, чем вчера, играть своим влиянием? До настоящего момента ей удавалось вести государственные дела лишь вместе с Францем Иосифом и его матерью. Теперь открылся путь, позволявший делить ответственность за страну с одним мужем. На самом деле уход эрцгерцогини не заставил Елизавету сотрудничать с супругом. Напротив, она отошла от политики, увлекшись стихосложением, древнегреческой культурой и спиритизмом.

Да, в 1873 г. она сыграла протокольную роль с изяществом, восхитившем всех. Всемирная выставка в Вене, где коронованные особы кружились в водовороте приемов и праздников, потребовала ее присутствия в столице. Сиси выполнила свои обязанности без удовольствия, но и без ошибок. К балам и обедам добавлялись традиционные визиты в сиротские приюты, а также — императрица жалела тех, кто попал в беду, и любила их навещать — приюты для душевнобольных и больницы для жертв холеры. Кроме того, она стояла возле императора на торжествах в честь 25-летнего юбилея его правления. В течение нескольких месяцев все желали видеть: у Австрии снова есть императрица.

Но после 3 декабря Елизавета поторопилась уехать из Вены в свой любимый Гёдёллё. Ничто не держало ее в городе, который она ни капли не любила. Равнодушная к судьбе венцев, она не проявляла никакого интереса к преображению столицы, ставшей современнее оттого, что снесли крепостные стены и проложили кольцевой бульвар, построили новые общественные здания, например, императорскую Оперу. Сиси обязанностям правителя предпочитала кочевую, одинокую, свободную жизнь.

Имела ли право она, императрица Австрии и королева Венгрии, жить одними охотничьими выездами в Ирландии, археологическими раскопками в Греции, строительством вилл на Средиземноморье? Могла ли она убегать при малейшем неудобстве, снимать с себя всю ответственность или тратить сумасшедшие суммы на покупку чистокровных лошадей, когда Франц Иосиф, экономный как мелкий буржуа, навязывал Вене спартанскую жизнь, одиноко сидя за письменным столом в Хофбурге или Шенбрунне? Елизавета избегала императорских трудов и уходила от мира, а Франц Иосиф жил в расписанном поминутно режиме, постоянно давая аудиенции, с самого утра изучая документы, почти не имея частной жизни, вынужденный постоянно где-то присутствовать. Супруги поженились по любви, но психологического сходства между ними не было.