Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но наступил день, когда к Эри пришло беспокойство. Повод к нему дала Инг. Однажды, когда они вдвоем уплыли на лодке далеко от берега, Инг сказала:
— Этой дорогой ушел Данг… Как ты думаешь, куда повела его тропа?
— Каждый идет своим путем… — ответил Эри и замолчал. Вопрос жены отдалил ее от него, возвел между ними незримую преграду — оба они почувствовали это.
Эри знал: по обычаю Рослых Людей мужчина, отвергнутый в брачную ночь женщиной, был волен выбирать себе тропу. Он мог жениться на другой или вовсе отказаться от женитьбы до следующих брачных торжеств— в этих случаях его авторитет в глазах всего племени полностью восстанавливался. Рослые Люди полагали, что женщина отвергает мужчину только по его вине: ведь уважающий себя воин никогда не предложит женщине стать его женой, если он не уверен, что она желает вступить с ним в брак. Еще до сватовства юноши знали своих невест, а девушки — своих избранников. Но с Дангом все обстояло иначе: он готовился стать мужем Инг, а Инг была готова стать его женой. Эри помешал их браку. Инг отказалась от Данга, и тот покинул племя, ушел неведомо куда. Нужно было очень желать Инг, чтобы, потеряв ее, решиться на этот шаг. Данг ступил на отчаянный путь, но никто не мог упрекнуть его: Рослые Люди уважали женщин, а он поступил достойно мужчины.
В первые брачные дни Инг не помнила о Данге: близость с Эри поглотила ее, вытеснила иные мысли. Однако понемногу отношения Эри и Инг становились спокойнее, трезвее. Освободившись от переполнявшей их страсти, они увидели друг в друге то, чего еще недавно не замечали: Эри любил уединение, а Инг влекло к людям. Она любила шумные вечерние костры, веселые компании молодых женщин и мужчин. О Данге она заговорила не случайно: в селении о нем вспоминали, ему сочувствовали. Он во многом был противоположностью Эри, его привычки совпадали с привычками Инг. Сочувствие Дангу у многих непроизвольно перерастало в недоброжелательность к Эри, тем более что он не очень легко сходился с людьми.
Как молодой зять он обязан был услуживать родственникам жены, особенно женщинам. Эти обязанности тяготили его, он жаждал самостоятельности, которая теперь у него была ограниченна. Ирги и Ильс лучше других понимали его. Они относились к нему неизменно дружески и не придавали значения отдельным его поступкам, которые с точки зрения их сородичей можно было определить как нарушение обычаев. Ведь Эри совсем недавно пришел к Рослым Людям, он только начинал усваивать их законы, зато он был смел, не по летам мудр, у него были искусные руки— кто не пожелал бы себе такого зятя!
Но так думали не все. Многие сородичи Ирги были недовольны новым зятем. Он жил малопонятной для них жизнью, его не всегда можно было увидеть около родового костра, он подолгу оставался в одиночестве на берегу озера и ежедневно бывал в родительской хижине. Такая самостоятельность казалась им оскорбительной, особенно после того, как он изготовил из рогов антилопы два ножа и распорядился ими по своему желанию. Ножи удались на редкость, сам Ирги с удовлетворением рассматривал их. Они были изящны, остры, удобны, рукояти из мамонтовой кости были выполнены в виде стремительно бегущего лося. Один нож Эри подарил Инг, а другой — к радости Уора — Туин.
Родичи Инг не скрывали своего возмущения: зять заботился о своей прежней семье, хотя в течение двух лет не имел на это права!
На берегу Синего озера Эри познал не только великую радость от любви Инг и общения с соплеменниками, но и горечь непонимания, недоброжелательности и зависти. Он не предполагал, что человеческие взаимоотношения могли быть так сложны и противоречивы. Он невольно начал думать о Данге, смело осудившем старый обычай. Данг вел себя достойно воина, и Эри теперь жалел, что Данг покинул племя. Но Данга понять было проще, чем себя самого.
Странные чувства зарождались в Эри. Ему казалось, что он что-то утрачивал в себе, что лучшие дни в его жизни навсегда миновали. Они были связаны с его семьей. Рядом с отцом, матерью, братьями и сестрами ему хотелось, кроме общей работы, делать что-то свое, личное, особенное, и он знал, что был нужен им так же, как и они были нужны ему. А теперь у него исчезало желание что-либо делать. Он решил поговорить об этом с отцом — только ему он мог сказать, что чувствовал в себе.
Увидев, что отец и брат отправились на озеро — Гал так и не смог привыкнуть к коллективной рыбалке, в которой участвовало много воинов, — Эри присоединился к ним. Рыбы они наловили довольно быстро — Уор понес ее в хижину, а Гал и Эри остались на берегу.
День был солнечный, тихий, ничто не волновало гладь Синего озера. Вдали, в голубом небе, сияли белоснежные горы.
— Отец, предки ошибались или нет? — спросил Эри.
— Они были люди, как и мы.
— Если мои привычки и слова не совпадают с их привычками и словами — что тогда делать?
— Значит, кто-то ошибся: они или ты.
— Ошибаюсь ли я — это легко проверить, но как проверить, ошибались ли они?
— У Рослых Людей это узнать… непросто, зато это хорошо видно у рабэ и… у ланнов. Предки могли ошибаться, Эри. Когда такое случается, потомкам неуютно на земле.
— Значит, мне и Инг необязательно жить в хижине Ирги?
— Нет, Эри, не все старое плохо, и не все новое — хорошо. Но хорошо, когда молодой воин заботится о семье жены.
— Значит, мне не надо было дарить Туин нож?
— Никто не запретит тебе дарить то, что сделали твои руки. Но тебе не следует забывать и женщин в семье Инг.
— Дарят не руки — дарит сердце. Если оно пусто, руки немеют.
— Разве Инг перестала зажигать тебе сердце?
— Наша тропа раздваивается. Ее место здесь, а мое — неведомо где. Скажи, отец, мы когда-нибудь снова… отправимся в путь?
— Птица садится на дерево, чтобы отдохнуть, а потом летит дальше. Моего сына влечет к себе новая тропа — куда же?
— Воды Синего озера достают до гор — там живут курага, и с ними Ло. Горы достают до Соленого моря, где остались мои братья и
