Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все рассказал, Та-Ирен? — поинтересовался у Геттара, сидящего спиной к двери, вошедший в дом магистр и тоже смахнул с головы капюшон.
Действительно, зачем, если и так все ясно.
— Как вы…
— О, не думаете же вы, что я не узнаю своего студента. И студентку. — Эмильен остановился рядом с феесиреном и посмотрел на меня. — Надо же иметь такое фантастическое невезение, чтобы наткнуться на черномага, как раз решившего пройтись после удачного жертвоприношения. Могли бы и отблагодарить за отбитое в сторону смертное проклятие.
— Благодарю, — сказала я, склонила голову на бок, и Эмильен упал, а Геттар, наоборот, вскочил, таращась на меня со смесью страха и благоговения.
Это я вот так же на куратора смотрела? Какой позор.
Глава 6
Убивать оказалось просто. И легко. И даже где-то приятно. Достаточно пожелать, и скучающий в забвении почти два десятка лет дом с удовольствием отзовется крови, которой кропили землю у каменных корней, которой рисовали знаки принадлежности на вросших в эту же землю древних плитах фундамента. Здесь не все, но они помнят. Я внимательно слушала тебя, папа. Можешь мной гордится.
Кромка когтей была острой и легко проткнула кожу на ладони, на той, что сейчас касалась вздувшегося паркета.
Тяжелая девятирожковая люстра, вся в завитках и острых иглах, когда-то бывших тонкими медными листьями, обрамлявшими бутоны-держатели для свет-сфер, надежно пригвоздила тело красавца Эмильена к полу. Впервые за много лет дом получил такую обильную жертву. Кровь сильного темного… Я почти чувствовала, как выправляются покосившиеся остатки стен. Вот тонкой радужной пленкой затянуло разбитое окно. Прорастала, подбирая щепки, разбитая входная дверь. Геттар даже потрогал и тонкое полотно, на мгновение примявшись под его руками, снова выровнялось. Разглаживался паркет. Там, где лежало тело магистра, пол был уже светло-желтый, как новый. В потеках крови, но это такая ерунда.
— Как?
— Я ведьма, а это мой когда-то живой дом. Только сейчас он не совсем жив, и значит, мне капельку повезло, что я еще и некромант. — Я улыбнулась, Геттар поморщился. — Что?
— Лучше тебе сейчас себя не видеть.
— Что, так хороша?
— Страшно красива, — выдал парень и отвел взгляд.
Дом услужливо подставил отражение в мутном потемневшем зеркале. Круглый зеленовато-синий глаз с вертикальным зрачком под хищно изогнутой бровью, череп, больше похожий на птичий отсвечивали тусклым голубым сквозь кожу с правой стороны лица, как и кости на правой руке, а вы, мастер Холин, говорили, что я так сама не могу. Выходит — могу.
Это значит, что заслон, отделяющий мир живых от межреальности грани, был совсем рядом. И, как водится в моем случае, позади. Дышал холодным зевом бездны, тянул и пульсировал, а голод я уже утолила, щедро разделив трапезу с домом. Теперь бы не оступиться.
Жил был некромант, хорошо жил, весело, пока не споткнулся на пороге. Старая шутка. Такая же старая, как про тандем.
— Сними “путы”, — попросила я, поднимаясь. Медленно и спокойно. Без резких движений. Ходить можно, бегать нельзя. Нельзя присесть, отшатнуться, взмахнуть рукой, ударить, использовать силу тоже нельзя. Но у меня есть кое-что другое. То, что прикрывает спину от ледяного потока грани — мои крылья с острыми костяными перьями. Пока призрачные, невидимые и неощутимые никому, кроме меня.
Геттар качнул головой. Не боится, но разумно опасается. Я бы тоже опасалась и освобождать бы себя не стала. Ну и ладно, я и сама могу. Часть структуры “пут” — узел, распознающий тип воздействия такой же, как в любом сигнально-следящем заклятии. Мне не нужен апокалипсис, мне нужны острые кромки моих призрачных крыльев, которые на миг проявившись в реальности, рассекли темные ленты так же легко, как резали пуповину, связывающую с гранью древнего упыря.
— Можешь посмотреть, есть ли у него поперек груди татушка в виде ленты? — попросила я Геттара, наблюдающего за медленным преображением дома. Парень вздрогнул, отшатнулся, запнулся за ногу мертвого магистра и едва не упал. Просто не слышал, как я подошла.
Мои опасения были оправданны: некроманта нельзя убить в полном смысле этого слова, только физическое тело, остальное продолжит жить там и всегда будет стремиться обратно. К тому же Нику — вне категории, а здесь, в доме, перемычка такая тонкая… И тянет невыносимо. Неужели Геттар не чувствует? Он ведь всегда был сильнее.
— Ты бы вернулась в привычному облику, что ли. Так и хочется шмальнуть чем-нибудь.
— Я же от тебя не шарахалась все четыре года в Академии. Помоги лучше. — Феесирен едва не с радостью схватился за другой край люстры. — И я тебя не простила, если что.
Освобожденный от орудия убиения Эмильен выглядел нехорошо: кожа на лице содрана до кости, глаз вытек, голова пробита в двух местах, плечо в кашу — туда вошел массивный копьеобразный центр. Кровь все еще сочилась… Я рванула одежду на его груди. Вместе с кожей. Все-таки когти не очень удобная штука, если хочешь кого-нибудь раздеть… Приложила открытую ладонь прямо над сердцем, которое должно было бы молчать, но тот же пульс, что звучал во мне, был и в этом условно-мертвом теле. Глухой, едва заметный, но был. И привратная лента была тоже. Хорошо Как бы я ни храбрилась, а против некроманта уровня Нику я мало что могу. Опустилась на колени, наклонилась к лицу… Нет, не дышит. Значит, просто эхо.
— А теперь поцелуй его и взрыдни для полноты картины.
— Геттар, ты нормальный?
— Сначала с такой страстью одежду срывала, теперь сидишь над ним, как скорбящая вдова, — феесирен заметно нервиничал, оттого и молол чепуху. — Он бы заценил. Ему нравилось всякое неживое, он это даже… любил. Во многих смыслах. Стефен как-то в подпитии проболтался про домашнюю коллекцию Эмильена.
— Да я проверяла есть ли на нем охранка от внезапного возвращения! Еще не хватало, чтоб он встал. Тут порог перейти, что чихнуть. — Я было вытянула руку для печати упокоения, но вспомнила про “путы”.
— Дом стремный, но грань
