Не обращая внимания на боль от ожогов, егерь подался вперед и ухватился за струящуюся змеей косу. Ладони мгновенно покрылись волдырями, но он продолжал сжимать пальцы, подтаскивая к себе ведьму. Туго заплетенные волосы натянулись, и тогда егерь дернул.

Тело ведьмы оказалось довольно легким. Пролетев через весь зал, она рухнула у его ног и тут же вскочила. Ее голова оказалась совсем рядом, глаза горели ненавистью исподлобья, и егерь наотмашь ударил в это чудовищно-красивое лицо железной рукоятью пилы.

Черные щупальца отдернулись, ведьму швырнуло на пол. Егерь сделал шаг вперед и наступил на спину поверженного противника подошвой ботинка. Нажал, наваливаясь всем весом. Раздался отвратительный хруст. Голова ведьмы вывернулась под неестественным углом и теперь смотрела прямо на склонившегося над ней врага. По бледному лицу стекала темная кровь, губы растянулись в презрительной гримасе. Ведьма плюнула, метя в глаза. Щеку ошпарило кипятком, но егерь наклонился еще ниже.

– Не поможет, – коротко объяснил он и придавил ладонью ее голову, вминая в бетон. Израненная рука крепко сжимала рукоятку пилы. Когда треугольные зубья прошлись по алебастровой шее, оставив глубокий сочащийся черным порез, ведьма истошно закричала.

Вторя ее воплю, из леса донесся вой.

– Мне бы посылку отправить в столицу. Отчет о командировке.

Несмотря на выходной, очередь была короткой. Девушка за стойкой – вторая копия Катеньки – ловко стучала пальцами по клавишам. На ней был серый свитер с зеленым рисунком. Егерь пригляделся: узор был необычный, должно быть модный – какие-то рыбьи хвосты.

– Ой, если отчет, так это можно бандеролью. Большой конверт вам подойдет? – хлопнули серо-голубые глаза.

«Действительно чудо, – подумал егерь. – Похожи как три капли воды».

– Да нет, – очнулся он от мыслей под ее вопросительным взглядом. Приподнял мешок, прикидывая вес. – Конверта тут маловато будет.

– Давайте сюда.

Мешок перекочевал в протянутые руки. Несколько черных капель сорвались со дна и упали на стойку. Егерь потянулся за носовым платком.

– Ничего-ничего, я вытру, – захлопотала девушка. – Слышали, вчера телецентр рухнул?

– Нет, – признался егерь. – Спал как убитый.

– Да вы что! – она всплеснула руками. Такой грохот стоял – все соседи повыбегали – думали, землетрясение. Столько времени снести не могли, а тут вдруг сам по себе. Бывает же…

Болтая, она то и дело шмыгала носом. На столе стояла кружка темно-зеленого травяного чая, распространяя слабый аромат лесной чащи, берега реки и тихого полумрака цветущего болота.

– Надолго к нам? – Изящные руки порхали, запаковывая коробку.

Окно почтового отделения было распахнуто, впуская в себя яркий оранжевый свет. За эти коротких два дня почки уже успели распуститься, и нежные листья свисали с ветвей раскидистого дерева маленькими праздничными ленточками.

– Пока не знаю. – Егерь внимательно посмотрел на девушку. Та как ни в чем не бывало продолжала возиться с посылкой. – Думал на пару дней, а вот теперь сомневаюсь – отпустят ли.

– Оставайтесь, – озорно улыбнулась она, зубы сверкнули жемчугом. – У нас хорошо, спокойно. Чаю не хотите? – Девушка прогнулась назад и, опершись руками о стол, запрокинула голову, оголив тонкую белую шею. Свитер натянулся, подчеркивая выпуклые формы. Подставив лицо лучам, она прошептала:

– Как хорошо… Солнышко…

Егерю наконец удалось рассмотреть рисунок на свитере. Стройные ряды русалок походили на команду по синхронному плаванию.

– Здесь расписываться? – егерь поставил закорючку в бланке.

– Ага. Точно чай не будете?

Он мотнул головой. Подойдя к выходу, обернулся.

– Красиво тут у вас.

Девушка кивнула и улыбнулась:

– Красиво. Егерь махнул рукой на прощание, поправил рюкзак и, распахнув дверь, вышел под яркие лучи весеннего солнца.

Родион Кожин, Алиса Кожина

– Здесь живет эта гнида? – Максим оглядел оторванный от цивилизации клочок земли и затянулся. Не заметил, как пепел упал на кроссовку.

Зима выдалась теплой, редкий снег лежал лишь в глубине оврагов, а потому терялась всякая надежда различить хотя бы кусочек сухой дороги среди растянувшейся вокруг хляби. В ней утопал по самую крышу и потемневший сруб, никогда не знавший краски. Жилище словно разобрал по пьяни огромный шутник, а затем собрал заново, но уже с закрытыми глазами, настолько несуразным оно выглядело. Рядом стоял сарай, с виду поновее и поприличнее, а чуть поодаль – загон, из которого доносилось редкое блеяние. Хвойные великаны вплотную подступали к околице, нависая вечнозелеными кронами. В сумраке они казались черными.

– Ага. – Маша сплюнула и намотала на руку шнурок спортивной кофты, туже стягивая капюшон на голове. – Здесь.

Стоявший рядом Сеня поежился – ледяная капля упала за шиворот. Бутылка едва помещалась в карман ветровки, и парень крепче прижал ее к телу.

Макс провел рукой по бритой голове, словно вспоминая, как тут оказался. Колючий «ежик» под пальцами всегда его успокаивал. Воздух студил разгоряченную алкоголем кровь, но нельзя было позволить такой мелочи помешать задуманному.

– Погнали, – скомандовал Максим, отбросив бычок, и троица направилась к хибаре. Вязкая грязь чавкала под ногами.

Сначала на стук никто не отозвался.

– Хозяин! Выходи, слышишь? Есть кто живой? Эй, хозяин, дело к тебе!

И лишь спустя несколько минут внутри послышалось кряхтенье половиц. Дверь оказалась такой же косой, как весь дом, и открывалась за пару-тройку толчков. Когда из темноты проема вылезла лохматая башка, Маша тихонько вскрикнула, а Сеня дернулся, чуть не упустив бутылку. Максим замер, часто моргая и пытаясь понять: уж не перебрал ли сегодня, не мерещится ли.

– Чего надо? – спросило страшилище человеческим голосом.

– Тебя… урод, – опомнился Макс и слегка повернулся корпусом. – Тебя надо.

Кулак ударил в густую щетину, щелкнула челюсть – и лохматый грохнулся внутрь проема.

– В одно касание! Красава! – Сеня дернулся, повторяя движение.

– Че стоите? – Макс повернулся к спутникам. – Мы с Машкой дом посмотрим, а ты в сарай дуй. Надо найти, чем вязать его будем.

И пнул лежащего.

Он встретил ее на самой опушке, под гнущимися от ветра кронами. Издали приметил розовое пятнышко и до последнего не верил, что кого-то может занести в такую глушь. Девочка прятала руки в карманы не по погоде тонкой куртки и крутилась на месте, уворачиваясь от хлестких порывов. Влажное то ли от слез, то ли от мокрого снега лицо побледнело на холоде.

«Белое, как козье молочко», – подумалось Васе.