При отражении атак применялись минно-огнефугасы, кроме непосредственного воздействия, сильно давившие на психику личного состава, радиоуправляемые заряды, огнеметы и личный подвижный противотанковый резерв командарма — 27-й батальон собак-истребителей, которым командовал капитан Шишов, — всего 78 четвероногих «камикадзе»: «Эффект применения специально подготовленных собак превзошел все ожидания. 27-й батальон выпустил 17 натренированных собак. 2 были убиты в пути, а 15 достигли цели. 11 вражеских танков (под некоторые танки бросались сразу две-три собаки) подорвали четвероногие друзья минеров».

Прямой наводкой били «катюши».

В районе Бутово «илы» 61-го авиаполка 291-й штурмовой дивизии удачно атаковали вражескую колонну кумулятивными бомбами ПТАБ, во всяком случае, в боевом донесении сообщалось, что после сброса бомб 12 танков противника «немедленно загорелось». (Надо сказать, ПТАБАм были присущи существенные недостатки. Взрыватель бомбы был очень чувствителен и срабатывал при встрече с ветками деревьев, легкими перекрытиями и другими незначительными препятствиями. Это незамедлительно учли немецкие танкисты, располагая свои машины под деревьями, под легкими навесами, а также устанавливая над верхней броней металлические сетки и другие приспособления.)

Генерал Чистяков, определившись с намерениями противника, стянул в район Коровино — Черкасское 285 противотанковых орудий, 53 гаубицы и 818 противотанковых ружей. Здесь же был задействован 1440-й самоходно-артиллерийский полк (8 СУ-76, 12 СУ-122). В контратаку были брошены, две роты 245-го танкового полка подполковника М.К. Акопова, однако им выпало везение первыми встретиться с «пантерами». Малоподвижные американские «генералы» с клепаными корпусами и двухдюймовой броней не шли ни в какое сравнение с новыми немецкими машинами, которые просто расстреляли противника издали, подбив 12 советских танков.

«Не зная о наших новейших орудиях, — докладывал Гудериану командир 10-й бригады полковник Деккер, — восемь танков «генерал Ли» приблизились к нам примерно на 2200 метров. Всего несколькими удачными попаданиями мы их уничтожили — они вспыхнули, подобно бенгальским огням на рождественской елке».

Зато «пантеры» страдали «детской болезнью»: возгорались сами по себе, от паров двигателя. 45 танков Pz. V вышли из строя по техническим причинам, два из них сгорели, так и не вступив в бой. Кроме того, танковые экипажи не имели боевого опыта, а использование виртуальной бригады двойного подчинения грешило многочисленными ошибками:

«Из-за сильной скученности при атаке эффективность огня «пантер» была очень низкой, и противник смог успешно вывести из строя большую часть танков. При этом многие машины подорвались на минах. Саперы не могли успешно обезвреживать минные поля из-за недостатка времени: приказ продолжать наступление был отдан до того, как они закончили разминирование. Атаки велись без учета изменения ситуации в ходе боя. Взаимодействие подразделений было очень слабым, так как многим практически ничего не было известно о планах наступления. Неразбериха началась с первых же минут боя, так как ни цель, ни боевой порядок, ни направление атаки не были четко определены. «Пантеры» постоянно создавали скученное скопление непосредственно перед оборонительными рубежами противника, что приводило к большим неоправданным потерям».

Сколько раз ради лишнего десятка этих танков откладывал Гитлер начало летнего наступления, а на русских «пантеры» особого впечатления не произвели, по сравнению с уже внушившими к себе уважение «тиграми». Но последних было мало. Так, в атаке на Черкасское приняли участие три единицы Pz. VI.

Несмотря на большие потери, максимальные за все время проведения операции, немцы упорно продвигались вперед. Под прикрытием артиллерии и танков саперы проделывали проходы в минных полях и противотанковых рвах. По первому вызову прилетали He-111 и Ju-87 и уничтожали русские огневые точки. Причем «выгружались» вражеские бомбардировщики почти безнаказанно. Генерал Н.К. Попель, наблюдавший, как «лаптежники» обрабатывают позиции частей 6-й гвардейской армии и артполков 1-й танковой, впоследствии писал:

«Полк бьется менее часа, а треть орудий уже выведена из строя. Поредели расчеты. Потери не столько от танков, сколько от авиации. Небо в безраздельной власти немецких пикирующих бомбардировщиков. Они то летают друг за другом по замкнутому кругу, то вытягиваются вереницей. Потом снова вертятся в хороводе, поочередно сбрасывая бомбы. И снизу к ним вздымаются столбы дыма, летят куски лафетов, бревна…»

На обояньском направлении 5 июля было зафиксировано 3160 самолетовылетов авиации противника, советская произвела 1322.

Командование 2-й воздушной армии, имея 400 боеготовых истребителей, распылило силы, не сумев организовать надежное прикрытие наземных войск. Оценивая работу «ястребков», заместитель начальника штаба ВВС Красной Армии генерал-лейтенант Н.И. Кроленко констатировал, что «в ходе боев имелись случаи, когда наши истребители находились не в тех зонах, где требовала обстановка, не искали противника, действовали пассивно или попросту утюжили воздух». В результате «отдельные группы бомбардировщиков получали возможность безнаказанно бомбить наши наземные войска». Старший офицер Генштаба полковник М.Н. Костин в докладе маршалу Василевскому отмечал, что истребительная авиация 2-й воздушной армии «позволяла бомбардировщикам противника организованно бомбардировать наши боевые порядки войск. Причина заключается в том, что наши истребители выполняли чисто пассивные задачи — прикрытие района расположения наших войск, патрулирование и непосредственное сопровождение штурмовиков, а активных боевых задач истребительная авиация не выполняла».

Штабы наземных соединений не имели прямой связи ни со штабами авиационных дивизий, ни со штабом генерала Красовского и вызывать истребители могли только через штаб фронта. И те прилетали, когда над позициями порхали лишь «бревна и куски лафетов», от артиллерийских полков оставались «одни номера», а противник обрабатывал уже другие цели. Вообще-то, при планировании операции предусматривалась высылка в штабы армий оперативных групп ВВС со средствами связи. Однако это не было выполнено. Тем более, не имелось авианаводчиков в передовых советских частях, наличие которых для немецких командиров являлось само собой разумеющимся.

«В первые дни наступления противника, — писал генерал Д.И. Турбин, — наша авиация почти не действовала. Особенно истребительная, которая, по докладу частей, вообще не вступала в бой с авиацией противника, поэтому противник, главным образом, добился успеха только потому, что имел большое преимущество в воздухе и на направлении главного удара давил все авиацией».

Вследствие этого большие потери несли советские штурмовики, а пикировщики Пе-2 из состава 1-го бомбардировочного авиакорпуса «мессеры» 3-й и 52-й истребительных эскадр вовсе заставили отсиживаться на аэродромах до конца операции. В среднем за все время боев каждый наш пикировщик совершал по одному вылету в три дня, и даже при такой интенсивности корпус потерял 20% машин. Для сравнения, 2-я и 77-я эскадры Ju-87, совершившие 5 июля 1071 боевой вылет, не потеряли ни одной «штуки», штурмовые части 2-й воздушной армии — в 220 вылетах лишились 27 «Ильюшиных».