– Где и когда? – прокричал Валентин. – Мы больше не можем пользоваться шкафчиком в раздевалке бани.

– Завтра. Ты получишь сообщение. Теперь, раз уж ты все равно слышал мой голос, я тебе позвоню.

Валентин вынул револьвер из кобуры и положил его перед девушкой. Бросил на нее последний взгляд. А потом ушел.

Снова усевшись в машину, он дважды сильно ударил лбом по рулю. Затем завел двигатель, помигал поворотником, хотя других машин не было видно, и спокойно уехал.

– Остановитесь вон там, – сказал Харри шоферу такси, указывая место.

– Сейчас три часа ночи, мужик, а этот бар кажется очень даже закрытым.

– Он мой.

Харри расплатился и вышел. Там, где несколько часов назад велась бурная деятельность, сейчас не было видно ни одного человека. Криминалисты закончили, но на дверь и дверной косяк была наклеена белая лента. Лента, украшенная изображением геральдического льва и текстом: «ПОЛИЦИЯ. ОПЕЧАТАНО. ПЕЧАТЬ НЕ ЛОМАТЬ, ИНАЧЕ УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. § 343 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА».

Харри вставил ключ в замок и повернул его. Лента разорвалась, когда он потянул на себя дверь и вошел внутрь.

Они оставили гореть лампочки под зеркальными полками. Харри зажмурил глаз и прицелился указательным пальцем в бутылки с того места, где он остановился у двери. Девять метров. Что, если бы он спустил курок? Как бы сложилась эта история? Невозможно сказать. Она сложилась так, как сложилась. С этим ничего не поделать. Можно было только забыть, конечно. Палец нашел бутылку «Джима Бима». Ее уже переставили на стойку для розлива. В чертовом свете, льющемся снизу, ее содержимое блестело, как золото. Харри прошел через помещение, завернул за стойку, взял стакан и поставил его под розлив.

Он почувствовал, как во всем теле напряглись мышцы, и на мгновение задумался, не проблеваться ли до того, как он сделает первый глоток. Но ему удалось удержать и содержимое желудка, и алкоголь до третьего глотка. Тогда Харри бросился к раковине, и пока желто-зеленая блевотина не шлепнулась о металл, он успел увидеть, что дно раковины все еще покрывает слой засохшей крови.

Без пяти восемь кофеварка в Котельной заклокотала во второй раз за утро.

– Куда подевался Харри? – спросил Виллер, снова взглянув на часы.

– Я не знаю, – ответил Бьёрн Хольм. – Начнем без него.

Смит и Виллер кивнули.

– Хорошо, – сказал Бьёрн. – Прямо сейчас Аврора Эуне сидит в штаб-квартире «Нокаса» и смотрит записи вместе со своим отцом, представителем «Нокаса» и специалистом из отдела ограблений, который умеет работать с камерами наблюдения. По плану они должны максимум за восемь часов просмотреть записи за четыре дня. Если, конечно, найденная нами квитанция подтверждает операцию, которую Валентин провел лично, и если нам немного повезет, то его новая личность станет нам известна по истечении четырех часов. И в любом случае до восьми часов вечера.

– Но это же великолепно! – воскликнул Смит. – Э-э… разве нет?

– Да, но давайте не будем загадывать, – сказал Бьёрн. – Ты разговаривал с Катриной, Андерс?

– Да, и нам дали полномочия задействовать «Дельту». Они готовы к выезду.

– «Дельта» – это люди с автоматами, в противогазах и… э-э… так далее?

– Ты начинаешь разбираться в таких вещах, Смит, – улыбнулся Бьёрн и заметил, что Виллер снова взглянул на часы. – Беспокоишься, Андерс?

– Наверное, надо позвонить Харри.

– Давай.

Часы показывали девять, и Катрина только что отпустила следственную группу из зала заседаний. Она собирала бумаги, как вдруг заметила в дверях мужчину.

– Ну, Смит? – сказала она. – Интересный день или как? Чем вы там, в подвале, занимаетесь?

– Пытаемся найти Харри.

– Он еще не появился?

– И не отвечает на звонки.

– Должно быть, сидит в больнице, там нельзя держать телефоны включенными. Говорят, что они могут помешать аппаратам и оборудованию, но это наверняка такая же чушь, как и то, что они могут помешать навигационному оборудованию самолета.

Она заметила, что Смит ее не слушает, а смотрит куда-то ей за спину.

Она повернулась и увидела, что на экране по-прежнему находится фотография с подключенного к нему компьютера. Фотография из бара «Ревность».

– Я знаю, – сказала она. – Не слишком красиво.

Смит покачал головой, как сомнамбула, не отводя взгляда от экрана.

– С вами все в порядке, Смит?

– Нет, – медленно произнес он. – Я не в порядке. Я не выношу крови, я не выношу насилия, и я не уверен, смогу ли я и дальше смотреть на страдания. Этот человек… Валентин Йертсен, он… я психолог, а он – случай в практике, к которому я пытаюсь относиться как профессионал, но мне кажется, что я его ненавижу.

– Никто из нас настолько не профессионален, Смит, и я бы не стала беспокоиться, если бы испытывала немного ненависти. Разве не приятно чувствовать, что тебе есть кого ненавидеть, как говорит Харри.

– Харри так говорит?

– Да. Или «Raga Rockers»[40]. Или… Вы хотели что-то спросить?

– Я разговаривал с Моной До из «ВГ».

– Вот еще один человек, которого мы можем ненавидеть. Чего она хотела?

– Это я позвонил ей.

Катрина перестала собирать бумаги.

– Я рассказал ей, при каких условиях смогу дать интервью о Валентине Йертсене, – объяснил Смит. – При условии, что я буду говорить в общих чертах и ни словом не упомяну о расследовании. Это будет так называемый подкаст, радиопрограмма, где…

– Я знаю, что такое подкаст, Смит.

– В общем, тогда они не смогут меня неверно процитировать. То, что я скажу, то и прозвучит. Вы мне разрешаете?

Катрина задумалась.

– Мой первый вопрос: почему?

– Потому что люди напуганы. Моя жена напугана, мои дети напуганы, соседи и родители других детей в школе напуганы. И тогда я, как ученый, работающий в этой сфере, несу ответственность за то, чтобы они стали бояться немного меньше.

– Разве у них нет причин немного бояться?

– Вы не читаете газет, Катрина? Все запасы замков и сигнализаций в магазинах раскуплены за последнюю неделю.

– Все боятся того, чего не понимают.

– Всё сложнее. Они боятся, потому что думали, что мы имеем дело с человеком, которого я поначалу определил как чистого вампириста. Больной, растерянный индивид, нападающий из-за глубоких расстройств личности и парафилии. Но этот монстр оказался хладнокровным, циничным, расчетливым воином, способным размышлять взвешенно и рационально, способным при необходимости отступать, как в турецкой бане. И нападать, когда возможно, как… как на этой фотографии. – Смит закрыл глаза, а потом отвел взгляд в другую сторону. – И я признаю, что и сам напуган. Я лежал без сна всю ночь и размышлял над тем, как мог один и тот же человек совершить эти убийства, как это возможно? Как я мог так ошибаться? Этого я не понимаю. Но я должен понять, ни у кого нет лучших предпосылок понять его, чем у меня, я – единственный, кто может объяснить и показать им монстра. Потому что, когда они увидят монстра, им станет все понятно, и с их страхами можно будет работать. Он не исчезнет, но они поймут, что должны принимать разумные меры предосторожности, и почувствуют себя в большей безопасности.