– Гейб, что ты делал у реки?

Гэбриэл провел рукой по волосам, растрепав их еще сильнее. Он снова испепелил Кендру взглядом и принялся расхаживать по комнате.

– Ничего преступного! Это прекрасное место для размышлений.

«В этом прекрасном месте неделю назад было совершено преступление», – подумала Кендра. Она долго смотрела на него, прежде чем приняла решение и встала.

– А что насчет вечера прошлого воскресенья? Вы сказали, что были на петушиных боях. Куда вы направились на самом деле?

– Я был на петушиных боях!

Она подошла к нему ближе, пока их не разделяло расстояние примерно в тридцать сантиметров, и пристально посмотрела ему в глаза. Он скрестил руки на груди, а это, как знала Кендра, был инстинктивный жест, защитная реакция на ее попытку проникнуть в его личное пространство. Эту технику применяли правоохранительные органы во время допросов. Она обеспечивала дознавателю преимущество, доминирующую позицию, с помощью которой он загонял подозреваемого в угол, провоцируя на откровения.

Она покачала головой и еще больше приблизилась к нему.

– Нет. Я так не думаю, – она видела, как на лбу у него проступил пот. – Вы, может, там и были, но не остались надолго. Куда вы отправились потом?

Он отступил назад и уперся в комод. Его подбородок воинственно выдался вперед, он гневно смотрел на нее.

– Я не убивал ту шлюху!

– Тогда скажите нам, куда вы ходили.

– Как вы осмеливаетесь говорить со мной таким образом?

– Гейб… – начал герцог.

– Скажите, куда вы ходили той ночью, – настаивала Кендра, наседая на Гэбриэла.

Он молчал, лишь смотрел на нее стеклянным взглядом.

– Вы не очень любите женщин, не так ли, Гэбриэл?

Он ничего не ответил.

– С чем это связано? – она продолжала его провоцировать. – Что-то с вашей матерью? У вас проблемы с мамочкой, Гэбриэл?

Последовала мгновенная реакция. Он стал пурпурно-красным и страшно выпучил глаза.

– Да как вы смеете!

«Больная точка», – подумала она удовлетворенно. Кендра наклонилась вперед, специально раззадоривая его.

– Похоже на то. Что, она вас недостаточно любила? Или слишком любила? Была слишком деспотичной? Так вы говорили себе: «Женщины должны знать свое место».

– Вы…

– Моя дорогая… – осторожно начала герцог.

Она продолжала давить на Гэбриэла, не обращая внимания на замечание герцога:

– Ваша мать контролировала всю вашу жизнь, не так ли? Вот оно. Бьюсь об заклад, у вас все было по строгому расписанию. Она решала, когда вам просыпаться…

– Заткнитесь!

– …когда есть, когда идти спать. Скорее всего, она даже выбирала, во что вам одеваться.

– Заткнитесь!

– Гэбриэл!

Боковым зрением Кендра увидела, что герцог встал, но она не отрывала свой взгляд от Гэбриэла.

– Вы немного покраснели, Гэбриэл. Знаете, что я думаю? Думаю, вы не хотите, чтобы кто-то знал правду, правду о том, что вы ее ненавидели.

Он тяжело дышал от гнева. Его рот злобно скривился. Опущенные руки сжимались в кулаки и снова разжимались.

– Что она вам сделала? – Кендра продолжала оказывать на него давление. – Она наказывала вас, когда вы делали не совсем то, чего ей хотелось?

– Идите к черту! Заткнитесь! Заткнитесь!

– Гэбриэл… – Элдридж попытался осторожно остановить его.

– Поэтому вы назвали ее жестокой сукой? Вы ненавидите женщин, Гэбриэл? Вы ненавидите женщин так же, как ненавидели свою мать?

– Нет!

Что-то, казалось, сломалось внутри его. Она увидела это в его лице, в его горящих глазах. В ее голове с запозданием раздался предупреждающий звоночек, она быстро отошла назад, но уже было слишком поздно. Он накинулся на нее, руками схватив ее за шею.

– Заткнитесь! Заткнитесь!

Кендра отшатнулась назад, она была абсолютно не готова к этому нападению. Внутренняя часть ее колен уперлась в диван, она свалилась на него, Гэбриэл опрокинулся сверху, его руки вцепились в ее горло мертвой хваткой, сдавливая его. Она извивалась и брыкалась, пытаясь пальцами оторвать его руки, ее ногти оставляли кровавые следы на его кистях. Сквозь громкое гудение в ушах ей показалось, что она услышала крик герцога. Над ней маячило лицо Гэбриэла, красное и потное.

Чудовищное.

Ее легкие горели, она бросила попытку высвободиться из его рук. Вместо этого она поднесла свои руки к его лицу, нажав большими пальцами на его глаза и яростно пытаясь проникнуть глубже.

Он взвыл и резко поднялся, отпустив ее и свернувшись на полу. Он прижал ладони к своим глазам, ослепнув на какое-то мгновение.

– Боже мой! – Кендра жадно глотала воздух, ее грудная клетка вздулась. Она заметила герцога, он стоял весь бледный, его голубые глаза сверкали от шока. Он держал в руках красивую старинную вазу, как дубинку. Еще бы секунда, и, подозревала она, к разодранным глазам Гэбриэл получил бы еще и головную боль. Прислонив руки к горлу, она, шатаясь, поднялась на ноги. Ее грудь горела так, будто она пробежала марафон.

– Бог мой! – прошептал герцог, его взгляд скользил между ее горлом, на котором уже были видны синяки, и Гэбриэлом. – Бог мой…

Кендра сложилась пополам, уперев руки в колени и вдыхая воздух большими глотками.

– Мисс Донован, вы?..

– Да. Я в порядке. Дайте мне секунду. То есть минуту. Может, и год.

Она посмотрела на Гэбриэла. Он съежился на полу с прислоненными к глазам руками. Кровь сочилась сквозь нанесенные ею царапины.

Пока она разглядывала его, он медленно начал опускать руки. Она видела, что к нему возвращается рассудок. Его глаза были демонически-красного цвета, белая роговица почти исчезла за полопавшимися кровеносными сосудами.

– Я не… о, боже, я… не хотел… – ужас изобразился на его лице. Он взглянул на Элдриджа. – Ваша светлость… герцог, я не… Я не знаю, что на меня нашло! Клянусь!

Герцог уставился на него с соответствующим ситуации ужасом. Он осторожно поставил вазу на ближайший столик. Его руки, заметила Кендра, тряслись почти так же сильно, как и ее. Он посмотрел на нее.

– Мисс Донован, с вами все в порядке?

– Да… это пройдет. – Ее голос был лишь слегка хриплым.

Его взгляд упал на ее горло. Ярость обострила его черты, он резко обернулся к своему племяннику, который уже вставал на ноги:

– Боже милостивый, Гэбриэл! Ты чуть ее не убил! Что ты за монстр?

Покраснение ушло, уступив место мертвенной бледности на лице Гэбриэла. Его глаза выделялись на этом фоне, они выглядели еще более дьявольскими.