С лужайки, где расположились девчата и пограничники, донесся дружный смех, вызванный, очевидно, какой-нибудь выходкой или рассказом Волошенко. Алена с завистью оглянулась на подруг.

Шапошников посмотрел на часы, потом на горы, уже плотно, до самого подножия, затянутые дымчато-черными густыми тучами.

- Алена Ивановна, я должен огорчить вас и ваших подруг: проводы Смолярчука сегодня не состоятся. Обстановка, как видите, неподходящая.

Туман выползал из ущелий, высокой волной наступал на сады и виноградники, приближался к долине, местами закрывал Тиссу.

Алена вернулась на садовую лужайку к подругам.

По ее лицу Волошенко понял, что «вечер пляски и песни» не состоится.

- Неудача? - спросил он.

Алена кивнула головой.

Из ворот заставы вышел дежурный. Он сильно, зычным голосом скомандовал:

- Федоров, Чистяков, Тюльпанов, Волошенко, к начальнику заставы!

Назвал фамилии всех пограничников, бывших на лужайке, пропустил только Смолярчука.

Один за другим ушли, распрощавшись с девушками, Чистяков, Федоров, Волошенко, Тюльпанов. Исчезли и девчата, их смех уже доносился из нижней, прибрежной части сада, плотно закрытой туманом. На лужайке остались Смолярчук и Алена, которую он удержал. Она стояла среди деревьев на зеленом росистом ковре, в белом цветочками платье, в белых туфельках, в белых подвернутых носках, с крупными сахарными бусами на шее, с атласным белоснежным платком на светлых волосах, сероглазая, белозубая - как вишня в цвету, родная сестра всем этим яблоням, черешням.

Глаз не мог оторвать от нее Андрей Смолярчук, все смотрел и смотрел… Любил он ее и раньше, но теперь… Какой она хорошей будет женой!

Алена молчала, то перебирая бусы; то разглаживая на голове платок. Она ждала, когда же заговорит Андрей.

Он взял руку девушки и, заглядывая ей в глаза, волнуясь, проговорил:

- Поедем со мной, Аленушка!

- С тобой? Куда?

- В Сибирь, на мою родину. Давно ты мне нравишься, сама знаешь.

Алена освободила руку, рассмеялась, превращая признание Смолярчука в шутку.

- Ехать с тобой? В твою холодную Сибирь? А моя теплая Тисса? А мой старенький батько?

- У нас в Сибири есть реки похлеще твоей Тиссы. Енисей! Иртыш! Обь! Лена! А насчет батька… Я буду и твоим батькой, матерью и сестрой… Всех заменю. Поедем, Аленушка!

Алена серьезно и строго посмотрела на Смолярчука, покачала головой.

- Много ты думаешь о себе, Андрей!

- Не много. Столько, сколько надо! - безмятежно проговорил он и снова потянулся к руке Алены.

Она молча, холодно отстранилась. Он с недоумением и зарождающейся тревогой посмотрел на девушку, не понимая, что с ней происходит. Откуда вдруг такая перемена? Почему она стала такой чужой, неприступной?

Алена горько усмехнулась.

- Андрей, когда ты надумал увезти меня в Сибирь?

- Я все время думал, целый год.

- Очень долго ты думал, Андрей. Так долго, что… - она вскинула голову и в ее серых глазах вспыхнула безжалостная насмешка. - Надо тебе еще подумать с годик. - Она неожиданно резким и сильным движением повернула Смолярчука лицом к заставе и легонько подтолкнула его в спину. - Иди, думай!

И ошеломленный Смолярчук покорно пошел к заставе.

Алена, побледневшая, кусая губы, смотрела ему вслед. Он уже сделал несколько шагов в сторону от нее, сейчас хлопнет калиткой и скроется за высоким забором. Надо остановить его, вернуть. Но каким словом? Где оно, это слово, не унижающее, достойное, простое и сердечное?

Алена молчала, глядя вслед удаляющемуся Андрею, и отчаяние терзало ее сердце…

Алена давно полюбила Андрея, давно втайне мечтала стать его женой. Но шло время, неделя за неделей, месяц за месяцем, а он упорно отмалчивался. Ничего не говорил не только о женитьбе, но даже ни одним словом не обмолвился о своей любви. Алена боялась его молчания, оно обижало ее. Алена видела и чувствовала, что она не чужая Андрею, нравится ему. А он все чего-то выжидал, не хотел признаться, колебался. Почему? Не потому ли, что считал ее недостойной себя? Много горьких мыслей приходило в голову Алене все это время, до сегодняшнего дня. Произошло, наконец, то, о чем мечтала Алена. Радоваться бы ей, засиять счастьем, а она… И всему он, Андрей, причиной. Любить не умел, не сумел и поговорить с ней хорошо. Сделал он это не так, как хотела, как мечтала, как ждала Алена, - без всякой радости и волнения, уверенный в том, что она согласится, в полном убеждении, что осчастливит ее. Алена наказала его за самоуверенность. Но ненадолго хватило ей этой мстительной радости. Она смотрела вслед Смолярчуку и думала: а что же дальше будет, завтра, через неделю, месяц? Андрей уедет, а она останется в лесном домике с добродушным ворчуном-отцом, со своей гордостью, ничего не ожидая, ни на что на надеясь. Не загремят, как прежде, каблуки Андрея на дубовом крылечке, не войдет он в ее дом, никогда не увидит она его синих-синих глаз, смуглого лица, не услышит голоса. Алене стало страшно, ее уже терзало раскаяние в том, что она посмеялась над ним. Может быть, он так долго ничего не говорил о своей любви потому, что стеснялся?..

Смолярчук уже подошел к воротам заставы, уже взялся за черное кольцо калитки, а она все молчала. Вот он открыл калитку, вот…

- Андрей!

Она позвала его очень тихо, но он услышал, остановился. Веря себе и не веря, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, он стоял у калитки, напряженно смотрел на Алену, пытаясь прочитать на ее лице недосказанное. Она только улыбнулась, но он понял все. Понял и со всех ног устремился к ней, желая обнять, поцеловать. Не решился сделать ни того, ни другого, только взял ее руки в свои.

Оба радостно смущенные, стояли они у ворот заставы, на виду у всех солдат, на густой молодой траве. Он держал ее руки в своих руках и, пытаясь заглянуть ей в глаза, которые она упорно не отрывала от земли, спросил:

- Завтра и зарегистрируемся? Хорошо?

- Как хочешь, - откликнулась она таким тихим шепотом, что он скорее угадал ее слова, чем услышал.

- Пойдем на заставу, - сказал он, беря ее за плечи.

- Зачем? - испугалась она.

- Пойдем! Я всем скажу, что завтра женюсь. Всю заставу пригласим на свадьбу. Пойдем!

Он толкнул калитку и, не снимая руки с плеч Алены, ввел ее во двор. Все пограничники, находившиеся в эту минуту на площадке перед казармой, смотрели на них - гордого Смолярчука и смущенную Алену. И все улыбались, догадываясь, какое важное событие произошло в их жизни. Волошенко не удержался, чтобы не отметить это веселой шуткой. Он зычным голосом, веселым и в то же время торжественным, отдал команду солдатам:

- Внимание! Равнение на-лево, на влюбленных!

Пограничники демонстративно приосанились, вскинули и повернули головы к Смолярчуку и Алене.