Ай да дядюшка! Уж чего-чего, а такого извива его души я совсем не ждал.

Графиня глядела на него растерянно, даже моргнула несколько раз. Похоже, слов у неё было столько, что все они, столпившись, застряли в горле.

– А как же Степанида? – Я тут же пожалел о своём ехидстве, но язык мой нередко бежит вперёд мысли.

– Маленький ты ещё, Андрюша, – усмехнулся дядюшка. – Ну, ничего, вырастешь – поймёшь. Одно другому не мешает, а дополняет.

– А вот про Отшельника… – Алёшка проявил деликатность, увёл разговор от щекотливой темы. – Наша к нему поездка, это тоже хитрый ваш план, дабы заговор сорвать?

– А головой подумать? – Дядюшка наставил на него палец, точно дуэльный пистолет. – Про Отшельника ведь и Виктория Евгеньевна прослышала, независимо от меня. Нет, малый, сия история сама собой приключилась. Но не скрою, думал я, что и для основного дела от неё можно пользу поиметь. Если научиться масть Иным менять, то можно же к столичным Светлым заслать кого-то из наших дурачков, предварительно скормив им ложные сведения. Взять хотя бы Олимпиаду Макаровну или даже Петра Ивановича… пользы тут от него всё равно ни на грош. То есть, понимаешь, клюнут вожди заговора на мою наживку, начнут раньше намеченного или позже… а я уж постарался бы сие изменение планов повернуть в свою пользу. Правда, так оно и сложилось, причём именно из-за вашей поездки – только совсем уж неожиданным для меня образом.

– Это как же? – не понял Алёшка. Или притворился, что не понял. Сейчас ведь на цветок души не поглядеть…

– Был, понимаешь, такой хрен с горы, – вежливо пояснил дядюшка, – князем Корсуновым назывался. Известная личность, верно? И был тот князь членом тверской Великой и Тайной Ложи Изначального Света, большие деньги на общее дело жертвовал, за то ценили его и повышали градус. Одна беда для общего дела – не хотелось Модесту Яковлевичу свергать государыню, ибо сейчас, при ней, всё у него было хорошо, а как повернётся без высокого покровительства Светлейшего – большой вопрос. Потому и всячески замедлял он дело, уговаривал не спешить… ну а что все ему в рот смотрели, и сам знаешь. Потому, пока заседал в тверской ложе князь Модест, не способна та была выступить, меж тем как в замысле ей большое место отводилось. Мне сие было выгодно – надлежало как следует подготовиться, чтобы заговор сорвать. Но и дражайшей Виктории Евгеньевне тоже выгода от промедления была, чтобы успела «убедитель» свой под завязку силой зарядить. Именно потому оба мы, каждый по своей причине, сохраняли князю жизнь. Хотя раздавить хотелось.

Вот, значит, как следовало понимать годичной давности дядюшкины слова: «Нецелесообразно! Пока – нецелесообразно».

– А я, значит, все расклады вам порушил? – уточнил Алёшка.

– Истинно так, – кивнул дядюшка. – Но ведь почему порушил-то? Потому что Отшельник тебе правду о сестре открыл, верно? И взыграла молодая горячая кровь. А что открыл, я и не сомневался. Сам посуди, если ты сразу, как только в Тверь вернулся, не кинулся изничтожать Петра Ивановича с Ефимкой – значит чем-то другим Отшельник твою душу сотряс. И нетрудно догадаться чем. Вот и получается, что не будь Отшельника – не было бы и всего того, что между нами за последние дни случилось. Хотел бы я знать, сам-то он знал ли сие, прозревал ли вот этот миг? И не подсматривает ли он сейчас за нами из глубины глубин? Или, если угодно, с высоты высот?

Опять повисла тишина, нарушаемая только звуками внизу, из лагеря. Похоже, там уже начинали складывать шатры, домывали котлы из-под каши.

– А меж тем вот ещё что важно, – продолжил дядюшка. – Касаемо «убедителя». Ведь потому, что начать пришлось раньше, он у вас, Виктория, не до конца заряжен. Именно потому и грозит смертью тому, кто применит его. Успели бы зарядить полностью – ничего бы не случилось. Тот великий древний маг, что «убедитель» три тысячи лет назад создал, – он же помирать-то не собирался. Правда, умер по другой причине, так и не успев плодом рук своих воспользоваться. По преданию, персиковой косточкой подавился. С тех пор и гуляет «убедитель» между нами, Иными, и о нём известно Инквизиции, внесён он в список строжайше запрещённых к употреблению. Я же, как узнал о нём, сразу начал сведения собирать, и открылась мне история сего опасного кристалла. Бывало, что применяли его поспешно – и оттого умирали. А бывало, что и выживали – те, кто потерпеливее. Последний раз пользовались им триста пятьдесят лет назад в Чехии. Был, знаете ли, такой Светлый, Ян Жижка его звали… Оттого тамошние табориты столь неустрашимо шли на смерть и сами её не смущаясь сеяли. Яну терпения, кстати, не хватило… Коротко сказать, будь у вас ещё хотя бы год, кристалл бы сработал совершенно безопасно. Ныне же он несёт в себе смерть для того, кто рискнёт им воспользоваться.

– Что-то не возьму я в толк, – подал голос Алёшка. – Костя, ты ж говорил, что «убедитель», как применят его, и владельца своего убивает, и сам разрушается. Как же выходит, что им, «убедителем», столько раз пользовались? Или известна тайна, как их делать?

– Правильный вопрос, – похвалил его дядюшка. – Только на самом деле всё хитрее. Не до конца он разрушается. Достаточно любой осколок подобрать и в землю зарыть, так снова он вырастет. Расти же ему из осколка тринадцать лет, и после тоже надлежит в земле хранить, не то вскоре силу потеряет. Причём можно хоть миллион осколков в землю посадить, а вырастет лишь один, тот, который первым взят после разрушения. Остальные же – просто куски хрусталя. Потому размножить «убедитель» нельзя, во все времена всегда он в единственном числе. Впрочем, пора от слов и к делу перейти!

Януарий Аполлонович встал с кресла, сунул руку за пазуху – и вынул оттуда маленький полотняный мешочек. Развязал тесёмки, извлёк сверкнувший тысячей крошечных солнц артефакт.

– Вот он, виновник стольких бед, – ласково, точно говоря с малым дитятей, проговорил дядюшка. – Но и его можно уничтожить. Если перед тем, как воспользоваться, наложить заклятье «гори ясно» или любое подобное. Просто никому доселе то в голову не приходило – хорошую вещь портить.

Не глядя на нас, поднялся он на самую вершину холма, внимательно поглядел вниз, вытянул вперёд ладонь, на которой покоился кристалл – будто младенец в материнской утробе. И по всему видать, сейчас надлежит тому родиться в мир.

Одновременно все мы вскочили, отбросив конторские стулья, кинулись к нему – но тщетно. «Непускайка» мягко отбросила нас. Тут лишь дядюшка соизволил заметить наши телодвижения, подмигнул, но обратился вовсе не к нам.

– Семёновцы! – Голос его, наверняка усиленный заклятьем «гром», бил по ушам, точно обух топора. – Вы слышите меня, действительного статского советника графа Сухорукова. Слушайте и запоминайте: все эти глупости о народовластии выкиньте из головы, про тех, кто смутил умы ваши, забудьте, сохраняйте верность присяге! Защищайте российский трон от любых на него поползновений! Выполняйте все приказы командования! Будьте готовы живот свой положить за Российскую империю! Оберегайте государыню нашу императрицу Екатерину от всяких посягательств на власть её и жизнь! Идите в столичные казармы свои и думать не смейте по тайным обществам шастать. И ни меж собой, ни тем более с посторонними никогда впредь про заблуждения прошлые ваши не говорите! А что выступили вы в поход двумя неделями раньше положенного срока, на основании подложного приказа, о том не тревожьтесь, то дело уладится теми же, кто вас и взбаламутил! И что был вам сейчас голос, немедленно забудьте! И быть посему!