2 марта в Доме просвещения собрались делегаты всех морских, красноармейских и рабочих организаций. На этом собрании предлагалось выработать основы новых выборов с тем, чтобы затем приступить к мирной работе по переустройству Советского строя. Но ввиду того, что имелись основания бояться репрессий, а также вследствие угрожающих речей представителей власти собрание решило образовать Временный Революционный Комитет, которому и передать все полномочия по управлению городом и крепостью.

Временный Комитет имеет пребывание на линкоре „Петропавловск“.

Товарищи и граждане! Временный Комитет озабочен, чтобы не было пролито ни единой капли крови. Им приняты чрезвычайные меры по организации в городе, крепости и на фортах революционного порядка.

Товарищи и граждане! Не прерывайте работ. Рабочие! Оставайтесь у станков, моряки и красноармейцы в своих частях и на фортах. Всем советским работникам и учреждениям продолжать свою работу. Временный Революционный Комитет призывает все рабочие организации, все мастерские, все профессиональные союзы, все военные и морские части и отдельных граждан оказать ему всемерную поддержку и помощь. Задача Временного Революционного Комитета – дружными и общими усилиями организовать в городе и крепости условия для правильных и справедливых выборов в новый Совет.

Итак, товарищи, к порядку, к спокойствию, к выдержке, к новому, честному социалистическому строительству на благо всех трудящихся.

Председатель Вр[еменного]

Рев[олюционного] Комитета Петриченко

Секретарь Тукин.

Кронштадт, 2 марта 1921 г.

Линкор „Петропавловск“».

* * *

К 1 марта 1921 года силы карательных частей Красной армии в тамбовской губернии насчитывали 40 тысяч штыков и сабель, 463 пулемета и 63 орудия, 8 самолетов, 4 бронепоезда и 4 броневика. Это далеко не весь перечень того, что было тогда направлено на подавление народного восстания. Но венцом всех карательных сил являлся химический полк и пять отдельных химотрядов, которые на своем вооружении имели химическое оружие – баллоны и снаряды с отравляющими и удушающими газами – и были готовы применить их против населения Тамбовской губернии.

Ожесточенные бои вспыхнули сразу между этими силами и повстанцами, которых поддерживал народ. Крестьянские полки и население Тамбовской губернии героически встали на пути вооруженного до зубов врага. Красноармейцы-каратели говорили тогда: «Они не щадят ни самих себя, ни своих детей и жен, бросаясь на пулеметы, как волки». Вероятно, с тех пор и пошла гулять по России поговорка: «Тамбовский волк тебе товарищ».

Артиллерийским огнем тяжелых орудий сметались целые села и деревни. Сражающихся крестьян уничтожали с самолетов и давили колесами бронемашин, косили пулеметами и вырубали шашками. Дореволюционная карта Тамбовской губернии, приведенная для сравнения с картой современной, позволяет увидеть, сколько тогда погибло сел и деревень, не оставив о себе никакого следа. Карательные части Красной армии уже превосходили повстанцев по численности, и это неравенство не могло не сказаться. 22 марта 1921 года состоялись два сражения: у села Талицкий Чамлык потерпела поражение Первая повстанческая армия под командованием Колесникова, а в 40 верстах северо-восточнее Тамбова такой же удар получила Вторая повстанческая армия. Но уже 11 апреля повстанцы ответили на разгром 22 марта захватом села Рассказово.

* * *

Изгнанников пришел домой усталый и опустошенный. Его не было почти трое суток. Он снял юфтевые сапоги и потемневшие портянки, надел теплые носки. Умылся, сел к столу и, задумавшись, охватил голову ладонями. Доченька Наташа спала, посапывая в кроватке. Он подошел, склонился над ней, тихо и нежно поцеловал ребенка. Перекрестил. Затем вернулся к столу. Женя застелила столешницу обеденной скатертью, молча принесла самовар и заваренный чай в фарфоровом чайничке, белый хлеб, маленькую вазочку с вареньем, кусковой сахар и щипцы. Расставила все на столе.

– Милый, что с тобой? Что-то на службе?

– Тревожные и страшные дела творятся в Петрограде, в Кронштадте, и у меня на родине – в Тамбовской губернии, – тихо сказал Кирилл со вздохом, отвечая жене.

– Когда же спокойно будет? Когда поутихнет все? – с тревогой спрашивала она, но по лицу ее раз от разу пробегала улыбка…

– И не знаю, когда всему этому придет конец. Женя, я смотрю, ты вся сияешь. Что случилось? – спросил он, подняв на нее глаза и оживляясь.

– Да, милый мой! У меня две хорошие новости для тебя…

– Не томи, родная, рассказывай, – в нетерпении произнес Кирилл.

– Вот сейчас налью чаю, ты попьешь с вареньем и с сахаром, а потом расскажу, – медлила, в нерешительности или с умыслом потянуть время и помучить мужа, Евгения.

– Нет, не стану пить чай, пока не расскажешь! – с подходившей к сердцу радостью и напускным недовольством произнес Кирилл.

– Кирюша, ну потерпи, дай мне подготовиться, подумать! Попей, отдохни…

– Нет! Тут и думать нечего! Выкладывай, что случилось! – уже с долей искреннего негодования воскликнул он.

– Ну, так и быть… Первое – вот! – с этими словами она достала из кармана фартука сложенный надвое конверт.

– От кого?! Что там?! – с тревогой спросил Кирилл.

– Мне написали из Кадома… Радуйся! Жив и здоров Петр – твой друг и мой брат. Объявился, написал домой.

– Как!? Что? Где он!? – блаженно возопил Изгнанников.

– Он в России. Воевал на польском фронте в армии… Э-э… Как его?.. Бурденова или Бужденова. Ну, словом, ты сам знаешь и уже рассказывал мне, да я подзабыла, – протараторила Женя.

– Ура! Петя жив! Да еще воевал в лихой и славной Первой Конной против поляков! Вот так молодец. Молодец! Как же он вывернулся весной прошлого года!? Слава Богу, что не ушел к Врангелю в Крым. Этого я боялся более всего! Ура! – восторженно и бурно прокричал он.

– Пишут мне, что теперь, после польской войны, послали его служить в Туркестан, – все рассказывала Женя.

– В Туркестан!? Ну, там не так опасно, как на польском фронте. Хотя… Все равно, молодец Усачев! Выжил! Вывернулся!

Он вскочил со стула. Подхватил жену на руки, сильно сжал, обнимая ее.

– А вот теперь будь нежнее, полегче со мной!.. И это – вторая моя новость. Не праздная я, – негромко промолвила она, показывая ему жестом, чтобы он выпустил ее, и всматриваясь в его расширенные, изумленные и наполняющиеся торжеством глаза.

– Давно? – осипшим от удивления и некоторой радостной растерянности голосом, тихо спросил Кирилл.

– Третий месяц разменяла. Теперь вас, точнее, нас, Косминых-Изгнанниковых, больше будет.

– Милая моя! Желанная! – уже нежно охватывая ее за плечи, произнес он.

– Пусти меня, дорогой. Тошнит, нехорошо. Не хотел пить чай, теперь наливай сам.

* * *