В 1022 г. Ярослав наконец решился помериться силами с Болеславом. «Приде Ярослав к Берестию», — сообщает под этим годом летопись. Действия русского войска на суше были поддержаны со стороны Балтийского моря датской флотилией. В «Англо-саксонской хронике» (XII в.) под 1022 г. помещено известие о походе короля Кнута I Могучего в «Витланд», то есть в поморские земли, расположенные к востоку от висленского устья. Однако ни древнерусский, ни англосаксонский источник ничего не пишут об исходе этой войны. Видимо, успехи союзников были невелики.

К тому же русско-датский союз дал трещину. Заключенный в 1018 г. династический брак сына Ярослава с сестрой Кнута I был недолговечен. Уже в 1019 г. русский супруг Эстрид умер, и датская принцесса вернулась на родину. После смерти в начале 1020-х гг. шведского короля Олава Эйрикссона, Кнут поссорился с его наследником Энундом-Якобом. В этом конфликте Ярослав принял сторону Швеции. Охлаждение русско-датских отношений отражено и в материалах нумизматики, которые свидетельствуют, что приток на Русь монет Кнута I резко сокращается именно после 1023 г. Вследствие этих причин русско-датский союз распался.

Впрочем, Ярославу было уже не до скандинавских дел: в 1024 г. он опять был вынужден отстаивать свои права на великое княжение от посягательств нового искателя «златого» киевского стола.

Повесть временных лет вводит Мстислава в число действующих лиц междоусобной распри Владимировичей лишь в 1023— 1024 гг., в качестве тмутороканского князя, из чего позднейшие редакторы летописи заключили, что он был посажен в Тмуторокани еще при жизни Владимира, при разделе столов между его сыновьями (этот мнимый факт его биографии был внесен задним числом в статью под 988 г.). В действительности же Мстислав мог получить тмутороканское княжение не ранее конца 1016 — начала 1017 г., после того как прежний владетель «русской» Таврики Сфенг сошел с исторической сцены. При каких обстоятельствах Тмуторокань перешла под руку Мстислава, остается только догадываться. На предыдущих страницах я уже предъявил аргументы, которые склоняют меня к тому, чтобы признать в нем сына Сфенга. Добавлю еще, что только эта гипотеза способна хоть сколько-нибудь удовлетворительным образом объяснить феноменальное равнодушие Мстислава к киевскому столу в течение восьми лет, истекших после смерти Владимира.

Унаследовав от Сфенга тмутороканское княжение, Мстислав должен был, в преддверии похода на Киев, укрепить свои позиции в Северном Причерноморье. По-видимому, ему удалось сделать это благодаря блестящей победе над кавказскими горцами. Любопытно, что обе стороны — русская и горская — рассказывают об этом событии почти одними и теми же словами. Повесть временных лет под 1022 г. излагает дело так:

«В си же времена[220] Мьстиславу сущю Тмуторокани, поиде на касогы. Слышав же се князь касожьский Редедя изиде противу тому, и ставшема обема полкома противу собе, и рече Редедя к Мьстиславу: «что ради губиве дружину межи собою? Но снидевеся сама бороть [поборемся сами]; да аще одолееши ты, то возьмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою; аще ли аз одолею, то возьму твое все». И рече Мьста-слав: «тако буди». И рече Редедя ко Мьстиславу: «не оружьем ся бьеве, но борьбою». И ястася борота крепко, и надолзе борющемася има [долго боролись], нача изнемагати Мьстаслав: бе бо велик и силен Редедя; и рече Мьстислав: «о пречистая Богородице! помози ми; аще бо одолею сему, созижу церковь во имя твое». И се рек, и удари им о землю, и вынзе ножь, и зареза Редедю и шед в землю его, взя все именье его, и жену его и дети его[221] и дань возложи на касогы. Пришед Тмутороканю, заложи церковь святыя Богородица, и созда ю, яже стоить и до сего дне Тмуторокани».

Отчетливо различимый эпический лад летописного рассказа[222] выдает в нем прозаическое переложение «песни» вещего Бояна, который, по свидетельству Слова о полку Игореве, «песнь пояше… храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред пълкы касожскими».

Согласно адыгейским преданиям, Редедя (Ридадя, Ридадэ) был не князем, а могучим богатырем, — среди адыгов никто не мог устоять против него. Современники прославили его в песне, которую певали еще и в середине XIX в. во время свадьбы, жатвы или сенокоса: «Ой, Ридадя, о Ридадя, махо ореда, о Ридадя махо!» (О, Редедя, Редедя, многосчастливый Редедя!)

Однажды адыгейский князь Идар, собрав множество воинов, пошел на Тамтаракай (Тмуторокань). Редедя принял участие в этом походе. Тамтаракайский князь[223] вывел навстречу адыгам свое войско. Когда враги сблизились, Редедя вышел вперед и стал просить у тамтаракайского князя бойца, говоря: «Чтобы не терять с обеих сторон войска, не проливать напрасно крови и не разрывать дружбы, одолей меня и возьми все, что имею». Тамтаракайский князь согласился на условия адыгейского богатыря, но не стал искать в своем войске бойца, а сам вышел против Редеди. Противники сняли с себя оружие и положили на землю. Несколько часов подряд они боролись, не уступая друг другу. Наконец Редедя пал, и тамтаракайский князь поразил его ножом. Единоборство это прекратило войну. Адыги возвратились домой, больше сожалея о потере лучшего воина, чем о неудаче похода.