Пока Святой открывал дверь, тот успел бы прострелить его дважды. Похоже, что они думали об одном и том же, и, когда их взгляды встретились, каждый невольно улыбнулся собственным мыслям. В этот момент лицо парня выглядело располагающим: охотно верилось, что он умеет не только палить из «беретты», но и дружески общаться. Вытряхнув на ладонь фотографии, он вручил их Святому. Их было немного. На каждой – Паша Фомичев. В уголке снимка дата и час съемки. Похоже, что кого-то очень интересовало, как проводит свое свободное время Костыль. И, судя по снимкам, время он даром не теряет. Вот он сидит в баре и разговаривает с какой-то сочной брюнеткой. Глаза у женщины горящие, алчные, она прекрасно знает, что от нее требуется, и подсчитывает в уме возможную прибыль. Заведение узнаваемо, находится недалеко от Чистых Прудов. На второй фотографии – тоже женщина. Причем Костыль держит ее руки в своей ладони. Здесь нечто большее, чем обыкновенный съем красивой барышни. Скорее всего намек на чувство. Кто бы мог подумать, что у такого железобетонного человека, как Костыль, сердечко тоже замирает от женских прелестей. После подобного времяпрепровождения следует постельная суета. А в этот раз Паша Фомичев решил погулять в ресторане «Пекин». Интерьер тоже знакомый. Видно, он очень дорожит этой барышней, если решил так серьезно потратиться на нее. Следующие фотографии были сделаны на природе, и снова в сопровождении той же особы.

– А это что за диво? – Святой взял последний снимок.

– Это его мать.

– Вот это уже кое-что. Вы знаете ее адрес?

– Он записан на обратной стороне фотографии.

– Как вам удалось получить эти снимки? – не удержался Святой от вопроса.

– Это было просто, – признался посыльный, – нам помог случай. Муж вот этой женщины заподозрил свою благоверную в неверности и обратился к частному детективу, чтобы тот последил за женушкой. Вот таким образом в поле нашего зрения и попал Костыль.

– Вы занимаетесь сыскной практикой? – недоверчиво скривился Святой.

– Мы контролируем их деятельность.

Пантелей умел держать свои тайны в строжайшем секрете, иначе ему никогда не стать казначеем. Скорее всего он уже давно вышел на Костыля и со скрупулезностью, которая всегда отличала его, следил за ним, складывая фото с изображением Костыля в собственный архив. Он не желал расправляться с ним руками своих людей, предпочитая оставаться все время над схваткой (чего лишний раз светиться!), и терпеливо дожидался случая, когда его старания будут востребованы. Похоже, что этот час наступил.

Очень похоже на Пантелея.

Святого неожиданно обожгла мысль: а что, если на него тоже заведена подобная папочка, и Пантелей, скуки ради, порой рассматривает и его изображения.

– Ладно, я все понял, – потянул Святой дверь, но неожиданно крепыш придержал ее. – В чем дело?

– Это еще не все, – мягко произнес визитер. – Девица, с которой ты живешь, встречалась на днях с очень странным человеком.

– Вот как? Как он выглядел?

– Он был старше ее, с бородой. Мы попытались выяснить, кто он, но он ушел. Причем сделал это со знанием дела, оставив наших людей с носом.

– Вы следили и за мной? – скрипнул зубами Святой.

– Это не то, что ты думаешь. Просто нам не очень нравится все то, что происходит в последнее время вокруг тебя. Неделю назад тебя видели с проституткой, многие из них находятся на службе в «конторе», и поэтому Пантелей просил тебя воздержаться от сомнительных знакомств.

– Это все? – процедил Святой.

Крепыш оставался безмятежен. Пантелей умел подбирать кадры.

– Почти, – он даже улыбнулся, получилось очень располагающе. – Позвони по этому телефону, но только завтра.

– Что здесь? – взял клочок бумаги Герасим.

Этого парня могла вывести из себя только автоматная очередь в грудь.

– Телефон, по которому ты можешь достать Шамана, – и, не дожидаясь ответа, уверенно затопал вниз по лестнице.

Святой посмотрел на номер и с удивлением обнаружил, что это был телефон Пантелея.

Настя лежала на боку, подложив под голову согнутую руку.

– Кто там был? – спросила девушка.

На лице ни малейшего беспокойства, и, как ни вслушивался Святой, не уловил в ее голосе ни одной лукавой нотки.

– Ничего особенного, детка, приходил мой старый приятель. Я договорился встретиться с ним позже.

– Ты мне ничего не хочешь сказать?

В глазах девушки промелькнула настороженность, или ему это показалось?

– А что ты хочешь услышать?

Святой подошел ближе.

– Мне показалось, что ты чем-то расстроен.

– Тебе не показалось, мне известно, что ты встречалась с мужчиной. Он значительно старше тебя.

В этот момент Герасим себе не понравился – голос неожиданно сорвался.

Самое скверное заключалось в том, что он продолжал смотреть на темный треугольник волос на лобке Насти, не решаясь взглянуть в глаза. А когда, наконец, отважился, увидел, что она ничуть не обеспокоена, а дрожащие ресницы только усиливали безмятежную невинность ее лица.

– Боже ты мой, а я-то думала, что произошло нечто ужасное! – всплеснула Настя руками. А потом зашлась в неудержимом хохоте. – Герасим, а ведь ты ужасный ревнивец. Ну признайся же!

– Кто это?

– И как тебе его описали? В возрасте, с бородой?

– Да, – признался Герасим.

– Это же мой отец! – воскликнула она с негодованием. – Как ты мог подумать что-нибудь плохое обо мне.

Возмущение, еще минуту назад распиравшее его, вдруг неожиданно съежилось, стало напоминать пустую ребячью обиду.

– Извини меня, если можешь, – произнес Святой, опустившись на колени. Лучшая форма покаяния перед любимой и желанной женщиной. – Я иногда даже сам не знаю, что говорю. Ты мне почти ничего не рассказывала об отце…

– Давай забудем это недоразумение, – обхватила Настя Герасима за голову, и он уловил запах ее тела, напоминающий аромат парного молока. В носу защекотало, и Святой еле удержался, чтобы не расчихаться.

Его пальцы скользнули по телу Насти, и она придвинулась ближе.

Настя блаженствовала, когда его широкая, жадная ладонь неторопливо и со знанием дела путешествовала по ее телу, забираясь в самые сокровенные его уголки. Похоже, что Герасим от этого получал удовольствие не меньшее, и жмурился, как сытый кот, когда она непроизвольно вздрагивала под его пальцами. Ноги ее слегка раздвинулись, и Святой воспринял подобное движение как некое приглашение к более тесному общению.

Пальцы Святого замерли на животе Насти, упругом, по-девичьи поджаром.

Больше всего у женщин Святой любил именно живот. Особенно такой, как этот, где в самом низу чистенько и ухоженно, как на английском газоне. Особенно трогателен девичий живот – упругий, безо всяких морщинок. Это позже, после рождения ребенка, он покроется складками, а кожа на нем дрябло обвиснет, но сейчас он представлялся воплощением красоты. Бережно погладив живот, он стиснул его ладонью. Настя застонала, охотно подавшись вперед, поощряя его.