Пенрод долго рассматривал облачко пыли в подзорную трубу, но не мог ничего разглядеть. Оно было слишком далеко от него, не менее семи или восьми миль. Он сбежал вниз по холму. Якуб издалека увидел обеспокоенное лицо друга и, не дожидаясь команды, начал седлать животных. Когда Пенрод подбежал к нему, верблюды уже были готовы, недовольно фыркали и плевались во все стороны.

– Что вы там увидели? – поинтересовался Якуб, пустившись в путь.

– Пыльное облако на караванном пути. Верблюды.

– Откуда вы знаете?

– А какая лошадь может выжить в пустыне без воды?

– Когда аггагиры охотятся на слонов или людей, они обычно используют и лошадей, и верблюдов. Вначале скачут на верблюдах, нагрузив их большим количеством воды, а лошади бегут рядом и сохраняют свои силы. Но увидев добычу, сразу садятся на лошадей и быстро догоняют жертву. Вы же сами видели, какие это скакуны. Ни один верблюд не сравнится с ними по скорости. – Он оглянулся через плечо. – Если это действительно аггагиры Османа Аталана, они могут настичь нас на рассвете.

Они ехали несколько часов без остановок, а первый привал сделали незадолго до полуночи, чтобы напоить верблюдов. Пенрод не жалел воды и, пока животные жадно пили, растянулся на уже остывшей земле, приложил к ней пустой кувшин из-под молока и прислушался. Никаких звуков не было, но это его не успокоило. Только на рассвете они смогут увидеть своих преследователей и определить, сколько их и на чем они скачут. Привал был короткий, и через несколько минут они уже снова гнали верблюдов по безмолвной пустыне.

Когда первые лучи солнца осветили окружающий ландшафт, Пенрод остановился, щедро напоил верблюдов и приказал Якубу как следует накормить их.

– Если мы и дальше будем такими расточительными, – недовольно проворчал тот, – то к вечеру останемся без воды.

– К вечеру мы либо доберемся до источников Гакдул, либо будем мертвы, – спокойно заметил Пенрод. – Пусть они насытятся до отвала. Это значительно облегчит им ношу и придаст ногам силы.

Капитан отошел на сто ярдов и прислушался к шуму. Поначалу он ничего не услышал, и это вселило в него слабую надежду, однако внутреннее чутье подсказывало, что для надежды нет никаких оснований. Через некоторое время он уловил едва заметное дрожание воздуха, настолько слабое, что его можно было легко принять за дуновение ветерка. Пенрод послюнявил палец и поднял его вверх – ветра не было и в помине.

Тогда он вновь прижал ухо к пустому кувшину, обхватил голову руками и застыл в напряженном ожидании. Сперва стояла оглушительная тишина, но он продолжал слушать и в конце концов уловил легкий шум, напоминающий шуршание песка под ногами или дыхание любимой женщины, спящей рядом в тихую ночь посреди пустыни. Несмотря на все обстоятельства этой ужасной ночи, он вдруг вспомнил светлый образ Ребекки – юной и кроткой, с золотистыми волосами, покрывавшими в постели их обоих. Пенрод отбросил несвоевременные мысли, вскочил и бросился к верблюдам.

– Они преследуют нас, – спокойно сообщил он Якубу.

– Где они сейчас? – встрепенулся тот.

– Полагаю, мы увидим их с первыми лучами солнца.

Друзья посмотрели на восток. Поднимающееся светило образовало светлый нимб над далеким холмом, словно над головой гигантского древнего святого.

– И увидят нас так же легко, как и мы их, – хрипло заключил Якуб и натужно прокашлялся.

– Сколько нам еще до источников Гакдул?

– Больше чем полдня пути. Слишком далеко. Если они на быстрых скакунах, то настигнут нас прежде, чем мы доберемся до этих колодцев.

– А что за ландшафт впереди? Нет ли там какого-нибудь укромного местечка, где мы могли бы укрыться?

– Перед нами Тирби-Кебир, – показал рукой Якуб. – Это место не случайно назвали «Великое Кладбище».

Пенрод и сам знал, что это самый трудный участок на излучине Нила. Здешняя земля пропитана солью в радиусе двадцати миль и напоминает замерзшее стекло с едва заметными следами верблюдов на караванном пути. По обе стороны этого древнего маршрута белели кости животных и скелеты людей, погибших здесь много столетий назад. Полуденное солнце слабо отражалось от матовой поверхности, сверкая лишь в кристаллических крупинках соли и щедро разбрасывая рассеянный свет на многие километры вокруг. Любой верблюд в сердце этой безмолвной пустыни виден на огромном расстоянии, не имея возможности укрыться от посторонних глаз, а немилосердно палящее солнце, отраженное и усиленное кристаллами соли, могло заживо поджарить и человека, и животное.

– Другого пути у нас нет – значит, нужно его преодолеть.

Они пришпорили верблюдов и поскакали по безлюдной пустыне. Животные бодро мерили расстояние, освеженные обильным питьем и кормом. Солнце поднималось ввысь, и небо раскалялось, словно гигантский металлический щит, закрывающий вход в преисподнюю мифического Вулкана.[12]Они пересекли полосу золотистых дюн и небольших холмов из мелкого гравия и выехали на раскаленную как сковородка равнину. Безжалостные лучи, уже осветившие восточные окраины пустыни, опалили их лица и, казалось, вот-вот высушат мозги. Пенрод буквально ощущал, как влага покидает его тело, а голова сжимается, будто иссохший плод. Он достал из седельной сумки плоский кусок слоновой кости с небольшими дырочками для глаз, который надежно защищал лицо от палящего солнца, отражая его смертоносные лучи. Капитан позаимствовал эту идею из книги знаменитых арктических путешественников Клеверинга и Сабине, которые описывали жизнь эскимосов Гренландии, спасавшихся от ослепительной белизны снега специально вырезанными из китовых костей щитками.

Подгоняемые плетью, верблюды перешли на бег, который арабы называли «упоение ветром». Эта быстрая езда позволяла им преодолеть многие мили за считанные минуты. Но Пенрод и Якуб все чаще оглядывались, с тревогой ожидая преследователей. И тем не менее их появление оказалось полной неожиданностью. Еще минуту назад пустыня позади была совершенно безлюдной, и вдруг на горизонте замаячил отряд дервишей. Солнечные лучи и раскаленная земля создавали оптический обман, в результате чего погоня казалась намного ближе, чем была на самом деле. Их разделяло несколько миль, но Пенроду чудилось, будто он различает лица преследователей.

Как и предсказывал Якуб, дервиши мчались на верблюдах, груженных бурдюками с водой и сумами с продовольствием, а позади неслись арабские скакуны на длинных поводьях. Отряд возглавлял сам Осман Аталан. Его легко можно было узнать по зеленому тюрбану, прикрывавшему большую часть лица, и той горделивой осанке, которая выделяла эмира из множества соотечественников. Он всегда держал голову высоко поднятой, а плечи – расправленными. Рядом с ним скакал аль-Нур, а позади них Пенрод насчитал еще шесть аггагиров. Они скакали быстро и, видимо, громко кричали, но услышать их на таком расстоянии было невозможно.

Между тем аггагиры остановили верблюдов и без излишней суетливости перебрались на лошадей, предварительно подтянув подпруги и напоив животных. Пересадка отняла примерно столько же времени, сколько требуется опытному ныряльщику на Красном море, чтобы, набрав в легкие воздуха, нырнуть на глубину и наполнить свои сети жемчужными раковинами из-под коралловых рифов. Поменяв животных, аггагиры бросились в погоню, быстро настигая беглецов.